Героям Сопротивления посвящается...
Главная | Страница 9 | Регистрация | Вход
 
Вторник, 19.03.2024, 11:06
Приветствую Вас Гость | RSS
Меню сайта
Форма входа
Страница 9
 
Продолжение повести З.Т.Главан "СЛОВО О СЫНОВЬЯХ".
 
На один из допросов Тюленина вызвали его мать, Александру Васильевну, от нее и стало известно о тех жестокостях, бесчеловеч­ных мучениях, которым подвергал Подтынный Сережу.
В кабинете Соликовского, где происходи­ли пытки, на столе всегда стояла бутылка с водкой. Перед началом допроса Подтынный выпивал для храбрости большую порцию вод­ки и лишь затем приступал к своим обязан­ностям. Он набрасывался на свою жертву, бил наотмашь по лицу, по голове, старался сбить с ног и злобно спрашивал:
— Будешь говорить?
— Нет, гадина, слова от меня не услы­шишь, — с ненавистью ответил Сергей.
Тогда Подтынный с ожесточением избивал его плетью. На худеньком теле Сережи, едва покрытом лохмотьями изорванной рубахи, вздувались кровавые рубцы. Но он, стиснув зубы и до крови закусив губы, молчал. Сви­стела плеть, и бесчисленные удары сыпались на отважного юношу. Но Сережа по-прежне­му молчал.
Надеясь сломить его упорство, начальник полиции Соликовский, присутствовавший на допросе, приказал полицаям:
— Позовите мать.
В кабинет ввели Александру Васильевну Тюленину.
Увидев окровавленного сына, она содрогнулась от ужаса.
— Ну вот, полюбуйся на своего щенка, — издевательски обратился к ней Подтынный. — Молчит. Может, ты заставишь его говорить?
Один из полицаев грубо толкнул Тюлени­ну, другой замахнулся на нее плетью.
— Сволочи! — гневно бросил Сережа па­лачам, порываясь к матери.
Сильным ударом его опрокинули на пол, и снова засвистела в воздухе плеть.
— Сволочи! — шептал Сергей, сжимаясь в комок под ударами.
Пораженная видом изуродованного сына, ошеломленная страшной картиной пыток, Александра Васильевна, поддаваясь минутной слабости, вдруг рухнула на колени перед Подтынным.
— Отпустите его, моего родного, — проси­ла она, совершенно обезумев от горя.
Но тут с пола раздался властный голос Сережи:
— Мама, не смей!
Словно подхлестнутая, она встала на но­ги и ненавидящими глазами уставилась на истязателей ее сына.
Как ни ухищрялись озверевшие гитлеров­цы, применяя к Сергею самые чудовищные пытки, — жгли раскаленным железом, загоня­ли под ногти длинные толстые иглы, подвеши­вали ногами к потолку, — ничто не могло сло­мить волю героя.
После двухчасовой пытки Подтынный спро­сил Сережу:
— Будешь говорить?
— Нет!
Уже в коридоре, после того, как его, по­луживого, вынесли из кабинета, он потерял сознание.
Удивительную стойкость проявила хрупкая с виду девушка Тоня Иванихина. До вступ­ления в «Молодую гвардию» она была на фронте медсестрой. Из романа А. Фадеева «Молодая гвардия» известно ее признание подругам: «Я очень боюсь мучений. Я, конеч­но, умру, но ничего не скажу, а только я очень боюсь...».
Ее вызвали на допрос последней. К тому времени весь кабинет Соликовского был залит кровью, одежда и руки истязателей также бы­ли в крови. Палачи надеялись запугать Тоню и таким образом получить от нее признание.
Однако их старания были напрасны. Му­жественная подпольщица стоически переступа­ла через лужи крови и, встав перед столом, за которым сидели палачи, устремляла на них взгляд, полный ненависти и презрения. Гит­леровцам был не по нутру этот ненавидящий взгляд, и они сильно избивали Тоню.
Однажды озверевший фашист ударом ко­ваного сапога сломал Тоне три ребра. Она лишилась сознания. Но когда пришла в себя, фашисты увидели тот же устремленный на них враждебный, презирающий взгляд. Не выдержав этого взгляда, одни из эсэсовцев, посланный из окружной полиции для усиления пыток, схватил раскаленный прут и дважды ткнул им Тоне в глаза.
Незадолго до казни она ослепла.
Так же геройски вел себя на допросах во­жак первомайской группы молодогвардейцев Анатолий Попов. В тюрьме, в страшных пыт­ках встретил он свой день рождения: 15 янва­ря 1943 года ему исполнилось девятнадцать лет. Собравшись с силами после перенесенных мучений, он нашел клочок бумаги и написал на нем: «Поздравьте меня с днем рождения. Спасибо за пирог. Нас рас... Утрите слезы».
Стояла лунная январская ночь. Было очень тихо. Из распахнутых ворот двора полиции выехала крытая брезентом машина, и в мо­розном безмолвии хриплые юношеские голо­са запели любимую песню Владимира Ильича Ленина:
 
Замучен тяжелой неволей,
Ты славною смертью почил...
 
С гордо поднятой головой молодые патрио­ты приняли все муки. Они предпочли смерть предательству.
Мужественно шли на казнь юные подполь­щики. На следствии Подтынный показал:
«Один раз мне пришлось сопровождать группу молодогвардейцев к месту казни. Я видел, как следователь «По криминальным де­лам» из маузера расстреливал в упор молодогвардейцев, затем их сбрасывали в шурф. Комсомольцы при этом держались мужествен­но, с достоинством, никто не просил о по­щаде».
В материалах судебного следствия по делу Подтынного есть копия показаний эсэсовца Древитца, который во время оккупации слу­жил в жандармерии в городе Ровеньки. С наг­лым цинизмом Древитц описывает казнь Оле­га Кошевого и Любы Шевцовой.
«Поставив арестованных на край заранее вырытой в парке большой ямы, мы всех рас­стреляли. Затем я заметил, что Кошевой еще жив, только ранен. Я подошел к лежавшему на земле Кошевому и в упор выстрелил ему в голову.
Из числа расстрелянных во второй партии очень хорошо запомнил Шевцову. Она обра­тила на себя мое внимание своим внешним видом. У нее была красивая, стройная фигу­ра, продолговатое лицо. Несмотря на свою молодость, она держала себя очень мужест­венно. Перед казнью я Шевцову подвел к краю ямы для расстрела. Она не произнесла ни слова о пощаде и спокойно, с поднятой го­ловой приняла смерть...».
«Сколько веревочке не виться, а конец приходит» — гласит известная русская посло­вица. Как ни изощрялись фашистские извер­ги, стараясь скрыть следы страшных преступ­лений, им это не удалось. Суровая рука спра­ведливого возмездия настигла преступников. Палачи и их пособники, презренные трусы и предатели, все те, кто чинил расправу над героями Краснодона, понесли заслуженную кару.
Прошло двадцать лет со дня победы над гитлеровской Германией, и снова зал Дворца культуры имени «Молодой гвардии» перепол­нен. Он не смог вместить всех желающих попасть туда, и народ, собравшийся со всех ху­торов и шахт, толпился на площади, около репродукторов. Слушалось дело изменника Родины полицая Ивана Мельникова.
Все эти годы Мельников скрывался от пра­восудия. Он был арестован в одном из сел Одесской области. Три дня проходил судеб­ный процесс, и в течение этих дней жители Краснодона и родители молодогвардейцев снова пережили всю трагедию гибели комсо­мольцев-подпольщиков. Как выяснилось, Мельников лично участвовал в аресте моего сына, Анатолия Попова, Демьяна Фомина и других юношей и девушек. Суд приговорил бывшего полицая к расстрелу.
 
КЛЯТВА ВОИНА
 
После гибели Бориса я еще больше стала тревожиться за младшего сына. В самые тяж­кие дни немецкой оккупации мы постоянно вспоминали о Михаиле и гордились, что он в рядах Красной Армии. Если бы он знал, ка­кие страшные муки пришлось перенести его старшему брату, он, наверное, на крыльях прилетел бы, чтобы вызволить Бориса из не­воли. Но Миша был далеко от нас, и, пока в городе хозяйничали немцы, мы ничего о нем не знали. Я горячо желала, чтобы он был здоров, чтобы миновала его злая фашистская пуля.
И вот город освобожден. Фронт продви­нулся далеко на запад. Нужно написать Ми­ше. Но куда! Где он сейчас? Я терялась в догадках. И вдруг однажды приходит к нам рассыльный из поселкового Совета.
— Тут запрос от вашего сына... Велели передать вам.
Маленький фронтовой треугольник со зна­комым почерком Михаила. С волнением вскрываю письмецо: «Прошу сообщить, про­живает ли на улице Колхозной семья Гла­ван...». Я сейчас же ему ответила, умолчав о гибели Бори.
Обрадованный, что ему быстро удалось найти родителей, Миша спрашивал у нас, где Боря, что с ним, просил написать его адрес. Мы с мужем долго думали, как поступить, колебались, а потом решили, что незачем скрывать правду, и я подробно написала о постигшем нас горе, о мужественной борьбе молодогвардейцев, о смерти Бори.
Но едва я успела отправить письмо, как на второй же день получила письмо от Миши. Из воинской газеты он узнал о подвиге ком­сомольцев Краснодона. Среди имен замучен­ных героев он увидел имя своего старшего брата.
«Крепитесь, дорогие мама и папа, — пи­сал он нам, — великое горе постигло нас, но мы должны быть горды, что Борис оказался таким героем».
В следующем письме он прислал нам не­сколько вырезок из газет. В одной из них был напечатан Указ Президиума Верховного Со­вета СССР о награждении молодогвардей­цев, в другой — выступление Михаила на ми­тинге.
«Товарищи! Красная Армия, сокрушая не­мецкие полчища, идет все дальше и дальше на запад, освобождая советскую землю от гит­леровских разбойников. Недавно освобожден и город Краснодон. Первые письма матери принесли мне много печали, но они принесли и гордость за несокрушимую волю к победе молодых патриотов, героев-комсомольцев из подпольной комсомольской организации «Мо­лодая гвардия».
Когда немцы оккупировали Краснодон, комсомольцы создали подпольную организа­цию «Молодая гвардия», членом которой был и мой старший брат Борис Главан. Молодо­гвардейцы вели героическую борьбу с врагом. Почти все они погибли от рук палачей; погиб и мой брат Борис.
Светлый образ героев-комсомольцев зовет нас к мести врагу. Будем мстить жестоко за их смерть. Очистим нашу землю от фашист­ских мерзавцев.
Смерть немецким захватчикам!»
Почти каждый день писала я Мише на фронт, и он отзывался коротенькими, написан­ными в промежутках между боями письмами.
«Жив, здоров. Не беспокойтесь, дорогие, мне очень хорошо. Писать много нет времени. Скоро пойдем в бой. Пишите больше о себе».
Один раз в месяц мы, родные и близкие молодогвардейцев, собирались в Краснодон­ском райкоме комсомола. Уже вся страна зна­ла о «Молодой гвардии». Со всех концов Советского Союза, от бойцов с фронта текли в Краснодон письма, в которых чужие, но та­кие близкие нам люди искренне сочувствова­ли постигшему нас горю, гордились бесстра­шием и смелостью юных патриотов, клялись отомстить за их мученическую смерть.
Среди огромного потока почты в адрес райкома комсомола поступило письмо с фрон­та и от нашего Михаила. Сын писал, что по­клялся мстить за погибших молодогвардей­цев. На счету у него было около тридцати убитых немцев.
Миша с радостью сообщал нам, что Цент­ральный Комитет ВЛКСМ высоко оценил его скромную работу комсорга, наградив Почет­ной грамотой. В начале октября 1943 года Михаил был принят кандидатом в члены пар­тии. Он гордился оказанным ему доверием и сознавал большую ответственность, которую налагает на него звание коммуниста.
«Теперь, когда я стал коммунистом, я бу­ду бороться до последних дней моей жизни за великое дело Ленина», — писал он.
В эти дни в Краснодон приехал замести­тель Председателя Президиума Верховного Совета СССР, Председатель Президиума Вер­ховного Совета Украинской ССР М. С. Гречуха. Он вручил родителям погибших молодо­гвардейцев грамоты, ордена и медали, кото­рыми были посмертно награждены герои Краснодона. М. С. Гречуха передал нам письмо от Михаила Ивановича Калинина:
«Уважаемый Григорий Амвросиевич!
Ваш сын Главан Борис Григорьевич в пар­тизанской борьбе за Советскую Родину погиб смертью храбрых.
За доблесть и мужество, проявленные Ва­шим сыном Борисом Григорьевичем Главаном в борьбе с немецкими захватчиками в тылу врага, он награжден орденом Отечественной войны первой степени.
Орден Отечественной войны первой степе­ни и орденская книжка, согласно статье 10 статута ордена Отечественной войны, переда­ется Вам для хранения как память о сыне, подвиг которого никогда не забудется нашим народом.
Председатель Президиума Верховного Со­вета СССР
М. Калинин».
 
...Весна 1944 года. Вместе с весенним по­ловодьем разливаются по земле радостные вести о победах наших войск. Советские вой­ска, стремительно продвигаясь на запад, всту­пили на землю нашей родной Молдавии. Ми­ша писал, что его часть в жестоких боях на­носит сокрушительные удары по немцам в Латвии, изгоняя врага из Советской Прибал­тики.
Но вдруг мы перестали получать от него письма. Я встревожилась и написала запрос в его часть.
Потянулись мучительные дни ожидания от­вета. У меня сжималось сердце, когда я виде­ла, что почтальон опять прошел мимо нашего дома. «Да неужто же, — думала я, — еще один удар?.. Нет, нет, не может быть. Я не пере­несу...».
Но вот долгожданный почтальон завернул и к нам.
— С фронта, — говорит он и протягивает маленький бумажный треугольник. Адрес на­писан неуверенной рукой Михаила. Я тороп­ливо вскрываю письмо.
«Дорогие мама и папа! За меня не волнуй­тесь. Я нахожусь в госпитале. Был ранен ос­колком мины в голову и левую лопатку.
Чувствую себя неплохо, поправляюсь...»
Спустя недели две он сообщил, что выпи­сался из госпиталя и возвращается в свою часть. Ему предложили поехать в тыл отдохнуть после тяжелого ранения, но Михаил от­казался. «Я спешу вернуться в строй, чтобы бить проклятых фашистов. Я должен выпол­нить свою клятву и отомстить им за брата, — писал он нам. — Меня наградили медалью «За отвагу» и представили к награждению орденом Красной Звезды».
И опять почти каждый день стали посту­пать от Михаила короткие ободряющие пись­ма. Но в начале августа 1944 года почтальон снова стал обходить наш дом. Я не находила себе места. Страшные мысли лезли в голову. Я терялась в догадках и порывалась написать командованию. Но муж отговаривал меня.
— Разве ты не видишь, что творится на фронте? Наступают невиданно стремительно. Михаилу теперь не до писем. Ему и отдох­нуть некогда.
Я соглашалась и снова терпеливо ждала вестей. Но их не было...
Уже отшумел победный август. Красная Армия вела бои далеко на Балканах, а Ми­хаил все молчал. Дни и ночи думала я о нем, с надеждой смотрела в окно, поджидая поч­тальона. Неутихающая боль терзала мое сердце. Я не допускала, я страшилась одной мыс­ли, что и младший мой сын погиб.
Мы стали собираться домой. Молдавия считалась прифронтовой полосой, и въезд туда разрешался только по пропускам. Я поехала в Киев и выхлопотала пропуска.
Стояла поздняя осень. Поля и деревья бы­ли в печальном осеннем наряде. В развалинах лежали города и села. Но уже неудержимо и властно поднималась жизнь. Вставали из руин корпуса фабрик и заводов, через реки перекидывались новые мосты, слышался стук топоров.
Вернувшись из Киева, я прежде всего по­интересовалась, не было ли писем от Михаи­ла. Муж растерянно ответил, что нет, не было. И опять стал убеждать меня, что во время такого большого наступления солдатам пи­сать некогда...
— Но ведь раньше он писал и во время наступления, — перебила я его.
Григорий Амвросиевич как-то сразу осек­ся. Но желая успокоить меня, он придумывал новые доводы.
— А знаешь, его могли ранить... в правую руку, и он не может писать... Может, он в госпитале. Или выполняет такое боевое зада­ние, что о себе невозможно дать знать. На войне всякое бывает... Зачем отчаиваться. Бу­дем надеяться, что он жив и здоров.
И я надеялась…
 
СНОВА В МОЛДАВИИ
 
В последних числах декабря 1944 года, по­сле освобождения Молдавии, мы с мужем вер­нулись на родину. Когда подъезжали к селу Царьград, невольно подумалось, как не похож этот приезд на тот, другой, 25 лет тому на­зад. Молдавия, полная сил и энергии, стояла и тогда на пороге незнакомой жизни в дерев­не. Здесь родились и провели свое детство мои сыновья. Здесь все полно ими.
Мы вернулись в Царьград постаревшие, осиротевшие. И домик наш, кажется, поста­рел и сгорбился от невзгод и испытаний. Он будто согнулся от горя на пустом дворе, и ветер пронизывал его худые стены. Ни одно­го дерева вокруг, только кое-где торчат чер­ные пни. Оккупанты уничтожили все: любов­но выращенный нами сад, виноградник, цвет­ник.
Я сажусь на уцелевшую скамейку и смот­рю на крыльцо. И мне все кажется, что вот сейчас выбегут на него Боря и Миша с ведерками и лопаточками в руках и мы втроем отправимся поливать грядки и цветы. Но дом молчит.
Писем от Михаила все не было, и 7 января 1945 года я послала письмо командиру части, в которой служил Михаил, с просьбой сообщить мне о сыне. И вот в середине марта 1945 года пришел ответ, которого я так боялась: «Ваш сын убит 6 августа 1944 г.». Извещение о смерти Михаила муж получил еще в Крас­нодоне и просил всех родителей молодогвар­дейцев скрывать от меня правду. Только ког­да я получила письмо от командира части, муж показал мне извещение. Я была в отчая­нии. Все кончилось для меня. Казалось, жить дальше нет смысла, сердце не в состоянии вынести столько горя — не выдержит. Но оно выдержало... Все выдержало...
Много дней была я безразлична ко всем и всему. Ко мне приходили женщины, соседи. Они искрение сочувствовали моему материн­скому горю. Говорили, что война скоро за­кончится, кончатся страдания нашего на­рода.
Сердце, оказывается, может вынести лю­бое горе, даже самое страшное, — все может человек пережить. И я пережила. Только на всю жизнь осталась эта кровавая рана, и страшное несчастье сделало совсем белой мою голову.
В селе знали о подвиге молодогвардейцев и о мученической смерти Бориса.
Первым, с кем нам пришлось встретиться по возвращении в родное село, был товарищ Бориса Николай Добрянский. «Я знал Бори­са в детстве, — вспоминал он. — С малых лет он отличался настойчивостью и самостоятель­ностью. Помню, однажды мы заспорили о чём-то на уроке географии. Борис, несмотря на вмешательство старших, сумел в горячем спо­ре доказать свою правоту. После окончания начальной школы наши пути разошлись, и то­лько в 1944 году я узнал о его гибели».
По вечерам у нас бывают односельчане. Они подолгу засиживаются, расспрашивают о боевых делах комсомольцев Краснодона, восхищаются их смелостью и мужеством, рассказывают о том, что натворили гитлеровцы в Царьграде. И мне опять вспоминаются июльские вечера 1919 года, когда к нам, толь­ко что приехавшим из России, вот так же шли люди и с живым интересом расспраши­вали о революции, о Ленине, о победах Крас­ной Армии в гражданской войне. Четверть века прошло с тех пор, новое поколение вы­росло за это время, поколение, которому ря­дом со старшим выпала большая честь — отстоять завоевания Великого Октября.
Я брожу по селу, и меня невольно тянет в те места, где часто бывали Боря и Миша. Вот каменная школа — в ней учились мои сыновья. Сохранилась парта, за которой си­дел Борис. Теперь за ней сидят лучшие уче­ники, отличники учебы. Мне вспоминается теплый сентябрьский день 1926 года, когда я за руку вела шестилетнего Борю в первый класс. Как давно это было... и как будто вчера.
 
ПАМЯТИ ОТВАЖНЫХ
 
В мае 1944 года в Краснодоне был открыт музей «Молодой гвардии». Сначала он раз­мещался в домике, где жил Олег Кошевой. Но с каждым годом количество экспонатов, отражающих героическую деятельность ком­сомольцев-подпольщиков, увеличивалось, и музей перевели в более просторное помеще­ние.
Затем рядом с монументом «Клятва» на средства, заработанные комсомольцами во внеурочное время, было сооружено величест­венное здание музея.
Со всех концов Советского Союза и из-за рубежа приезжают сюда тысячи людей. В скорбном молчании проходят они по залам музея. С портретов смотрят на них ставшие такими родными и близкими герои «Молодой гвардии»: Олег Кошевой, Иван Земнухов, Ульяна Громова, Сергей Тюленин, Люба Шевцова, Иван Туркенич, другие молодогвардей­цы. Рядом портреты руководителей пар­тийно-комсомольского подполья Краснодона Ф. П. Лютикова, Н. П. Баракова и других коммунистов.
Картины и многочисленные экспонаты ото­бражают важнейшие эпизоды из боевой дея­тельности «Молодой гвардии». За стеклян­ными витринами выставлены пожелтевшие листовки, временные комсомольские удосто­верения, отпечатанные в тайной типографии.
В музее собраны личные вещи членов «Мо­лодой гвардии»: книги, ученические тетради, дневники. Здесь можно увидеть пальто Сергея Тюленина, вышивки, которыми так любили заниматься Майя Пегливанова, Нина Минае­ва, Тося Мащенко. В бутылке хранится боль­шой огурец, выращенный Сережей Левашо­вым. Стоит здесь и крупорушка, сделанная моим сыном Борисом в тот страшный день.
...12 сентября 1954 года навсегда останет­ся в моей памяти. В тот день в Краснодоне состоялось открытие памятника «Клятва». По­года стояла теплая, солнечная, и в городе с утра царило необычное оживление. Сюда съе­хались многочисленные делегации, представи­тели молодежи со всех концов страны.
Покрывало падает и обнажает стоящую на постаменте из серого и розового гранита бронзовую скульптуру высотой 12,5 метра. Она изображает молодогвардейцев в момент при­несения клятвы на верность Родине.
На памятнике надпись: «Героям «Молодой гвардии» от Ленинского Коммунистического Союза Молодежи Украины».
27 июня 1959 года в Кишиневе на про­спекте Молодежи был установлен памятник молдавским комсомольцам. Со знаменами и букетами живых цветов шли на площадь школьники, рабочие, молодые воины, колхоз­ники. Почетный караул вместе с воинами несли юноши и девушки. Спало покрывало, и перед глазами присутствующих на 15-метро­вой высоте предстала девушка с факелом в руке — олицетворение порыва к радостной, счастливой жизни. У подножия памятника бронзовые фигуры героев-комсомольцев.
Педагогическому училищу в Бельцах, в котором учился Борис, и Дому пионеров в Сороках присвоено имя Бориса Главана.
Царьградцы тоже чтут память своего зем­ляка. На нашем домике установлена мемори­альная доска, на которой золотятся буквы:
 
«Здесь в 1920 году родился Борис Главам —
    участник подпольной комсомольской
                   организации
«Молодая гвардия» в городе Краснодоне».
 
Сейчас в этом доме открыт музей.
Именем Бориса назван сельский клуб.
30 октября 1945 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета Молдав­ской ССР.
«Идя навстречу пожеланиям крестьян села Царьград Дрокиевского района Сорокского уезда в целях увековечивания памяти погиб­шего смертью героя члена подпольной орга­низации «Молодая гвардия», верного сына молдавского народа Бориса Главана, пере­именовать село Царьград Дрокиевского рай­она — родину Бориса Главана — в село Главан».
Весной 1946 года тяжело заболел мой муж. По совету врачей нам пришлось пере­ехать в Кишинев.
В жаркий июльский день покидали мы село Главан. Многие пришли проводить нас.
Когда мы выехали из села, я долго огля­дывалась, стараясь не потерять из виду наш домик, с которым связано столько воспоми­наний. Но вот дорога спустилась в лощину, и родное село скрылось за холмом.
На этой дороге в июне 1940 года Боря и Миша встречали наших освободителей — бой­цов Красной Армии. Жадно ловили они каж­дое слово о советской молодежи, страстно меч­тали, вступая в новую жизнь, заслужить пра­во называться настоящими советскими людьми.
Вспоминая теперь о жизненном пути моих сыновей, я думаю: они заслужили это право.
...Почти каждый год я или муж бываем в бывшем Царьграде. Не узнать теперь старый Царьград, колхоз, названный именем Бориса Главана. Шумит золотое море колхозной пше­ницы. Гудят тракторы, комбайны.
Немало в селе людей со средним и выс­шим образованием. В 1953 году здесь была открыта школа-десятилетка, расширен клуб, работает библиотека. Десятки юношей и девушек села учатся в высших учебных заве­дениях Кишинева, Москвы, Киева, Одессы. В послевоенные годы здесь появились свои учи­теля, агрономы, врачи, зоотехники.
А по воскресеньям, в праздники, как и прежде, когда были живы мои дети, молодежь собирается в центре села напротив нашего домика. Взявшись за руки, юноши и девушки веселым кругом отплясывают жок, молдавеняску или поют песни о счастье, в борьбе за которое отдали свою жизнь Борис и Михаил, мои дорогие сыновья.
 
Окончание
Поиск
Архив записей
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz

  • Сайт создали Михаил и Елена КузьминыхБесплатный хостинг uCoz