Героям Сопротивления посвящается...
Главная | Страница 3 | Регистрация | Вход
 
Вторник, 19.03.2024, 11:56
Приветствую Вас Гость | RSS
Меню сайта
Форма входа
Страница 3 (продолжение).
 
Офицер обернулся к Толику:
-Ну так что, будешь говорить где рация?
«Рация? – удивился Яша. – А разве он не показал им где она?». Вопросительно посмотрел на друга, но тот на него внимания уже не обращал. Толик усмехнулся, глядя в глаза офицеру:
-Обойдётесь.
Офицер бросил иглу обратно в коробочку, кивнул своим шавкам:
-Начинайте.
Яша испуганно переводил свой взгляд с коробочки на товарища и обратно. Крик рвался из его души, но он сдерживал его. Немцы с иглами в руках подступили к Толику, взяли его руку, но тот отдёрнул её, за что получил кулаком под дых. Яша не мог на это смотреть, отвернулся. Офицер обратился к нему:
-А ты не отворачивайся, смотри, что ожидает и тебя, если приятель не будет сговорчивым.
Но Яша боялся повернуться. В кабинете раздался дикий крик Толика. Яша уже не помнил, что было дальше, перед ним образовалась темнота.
Очнулся он уже в камере, рядом – Клавдия. Ощутил на своём лбу её влажную, холодную ладонь, от которой расходилось по всему организму облегчение, какое-то спокойствие.
-Лежи, лежи, - прошептала она ему, когда он попытался сесть.
-А где Толик? – словно в бреду спросил у неё Яша.
-Толик? Он тоже здесь? – удивилась она. Яша ей кивнул:
-Да.
Через некоторое время дверь открылась, принесли Толика. Он был без сознания.
-Что же это делается-то. Изверги, - сказала одна из женщин.
Клавдия и Яша подошли к Толику, оттащили его от дверей. Яша взял его руку, посмотрел – вся ладонь, все пальцы были в крови, ногти – синие. Яше опять стало дурно, он едва успел отвернуться. Клавдия теперь находилась возле Толи, гладила его мягкие волосы своими нежными, приносящими облегчение руками.
Время приближалось к ночи. Кто-то уже посапывал мирным сном, кто-то перешёптывался между собой. Яша незаметно для себя уснул.
Проснулся он, когда в оконце уже ярко светило солнце. Клавдия ещё спала, а Толик сидел рядом с Яшей, о чём-то задумавшись.
-Толик, как ты? – спросил у него Яша. Толик перевёл на него взгляд.
-В порядке. Руки только болят, - невольно вырвалось у него.
-Досталось тебе вчера, - сочувственно сказал Яша. Толик только вздохнул.
-А что там было? – посмотрел Яша на друга.
-Когда ты отключился? – уточнял усмехаясь Толик. – А что там может быть? Все пальцы искололи. Думали, что я сдамся, придурки! – в сердцах говорил мальчик.
-Они ведь не отстанут, Толя, - обратился к нему Яша.
-Наплевать на них.
Мальчики помолчали.
-Толик, а ты зачем поехал им показывать где рация?
Толик посмотрел внимательно на Яшу, снова усмехнулся.
-Ты бы видел себя со стороны тогда. Ты так побледнел, что я подумал, что ты тут же на месте концы отдашь, - издевательски усмехнулся его друг.
-А ты бы не испугался? – зло буркнул в ответ Яша.
-Не знаю.
Мальчики снова помолчали.
-И показал им? – поинтересовался, Яша.
-Показал, - кивнул ему товарищ. – Показал, где находится Гришкина берлога, - усмехнулся он.
Гришкина берлога находилась за городом, жилых кварталов там не было. Это место они так прозвали ещё в далёком беззаботном детстве, до войны. Одно время там жил Гришка, прятался от властей, но потом ушёл в неизвестном направлении. А название этого места так и осталось. И во время оккупации там действительно одно время прятали рацию и несколько раз вели оттуда передачи. Но вот уже месяца два, как рацию оттуда перенесли в другое место.
Яша с удивлением посмотрел на друга.
-А что потом было? Когда они рацию там не нашли?
-Наподдавали и засунули в карцер, - Толик задумался. А Яша не знал, да и не мог знать, что друг его слукавил, рассказал не всю правду. Он не сказал, что у него была возможность бежать, скрыться, но он не сделал это только из-за него, Яши. Если бы он тогда ушёл, то Яше пришлось бы здесь, в застенках, совсем худо, и отвечать бы ему пришлось одному за двоих. И побег Толика Яше бы не простили.
В обед привели молодого парня, ему от силы можно было дать лет двадцать. Он тоже уже был изрядно потрёпан, избит. Он окинул камеру взглядом своих светлых серых глаз, озорно подмигнул ребятам.
-Зовут меня Вовка Пухов, - почти весело отрекомендовался он. – С сегодняшнего дня я, значит, направлен в ваше общество.
-Откуда ж ты такой красивый-то? – спросил один из мужчин.
-До этого отбывал заключение в одиночном номере. А вообще я гитарист, - и он начал мурлыкать весёлую озорную мелодийку.
-Слушай, балалаечник, сядь, не мельтеши, в глазах всё от тебя рябит, - проворчал один из мужчин.
-Я гитарист, - гордо заявил парень. – Моей игрой заслушивался сам товарищ Петухов!
-Ну и где ж она, твоя гитара-то? – усмехнувшись, поинтересовалась одна из женщин.
-Конфисковали. Так сказать, инструмент народного пролетариата. Их сиятельствам это не по нраву.
В это время в углу проснулся и завозился один из мужчин, сел на своём месте, посмотрел на только что вошедшего парня.
-Володька! – обрадовался он, соскочил со своего места, подошёл к парню. Они обнялись.
-Микола! – тоже обрадовался Вовка. – Сколько лет, сколько зим. Ты где пропадал?
-Это же Володька Пухов!- радостно сообщил народу Микола. – Здесь даже и места нет. Пойдём со мной, - тянул он парня на своё место. Устроившись на месте Микола с Володей о чём-то зашептались. Они находились далековато от мальчиков, поэтому Яша не расслышал их разговора.
Пришли за Клавдией, увели её на допрос. Яша осмотрелся вокруг. Народ как народ. Несколько женщин и молодых девушек, но в основном находились мужчины средних лет, мальчик, который постоянно прижимался к одной из женщин, наверное к своей матери, старичок, в руках он держал клюку.
-Надо отсюда как-то выбираться, - услышал Яша голос своего друга, обращённый к нему. Яша посмотрел на Толика.
-Как ты это сделаешь?
-Во дворе собаки находятся, - прошептал ему на ухо Толик.
-Вы жертвою пали в борьбе роковой
Любви беззаветной к народу…
Затянул песню один из мужчин, находившихся в камере. К нему присоединились и другие:
-Вы отдали всё, что могли за него,
За жизнь его, честь и свободу.
Порой изнывали вы в тюрьмах сырых…
Поднялся со своего места Пухов.
-Да что вы здесь поёте?! Помереть от тоски можно при вашем завывании.
-А ты не учи, - возразил один из мужчин. – Училка не выросла. Мы может себе дух поднимаем.
-Да разве ж такой песней дух-то поднимешь? – искренне удивился Володя. – Вот, слушайте и запоминайте, пока я жив, - и он запел чистым мелодичным голосом более весёлую песню, старательно выводя её мотив:
-Мы ехали шагом
Мы мчались в боях
И «Яблочко» - песню
Держали в зубах.
Ах, песенку эту
Доныне хранит
Трава молодая –
Степной малахит…
Голос у него был громкий, звучный. В коридоре послышались торопливые шаги, остановились возле камеры, залязгал замок в двери. Многие испуганно вжались в стену. Пухов вышел на середину камеры и, глядя на озверелых фашистов, продолжал:
-…Он пел, озирая
Родные края…
-Молчать, - орали немцы на своём языке. Но Володя не хотел молчать, продолжал выводить мотив песни весело и озорно. За это получил кулаком по лицу. Упал на пол. В камеру зашёл офицер.
-Опять Пухов? – закричал он. – В кабинет ко мне его! – приказал он. – Я его отучу песни распевать.
Володю схватили, поволокли к двери. Но он от них вырвался.
-Товарищи фашисты, я сам умею ходить, - весело и пристально смотрел он прямо в лицо офицеру.
-Пшёл, - сквозь зубы процедил тот.
В камере на долю секунды повисла тишина. И в этой тишине все расслышали тихий мальчишеский голос:
-Откуда ж, приятель,
Песня твоя:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя»?
Яша узнал голос Толика, испуганно посмотрел на него. Но Толик на Яшу внимания не обращал.
-И этого тоже! – раздался громовой голос офицера, он кивнул в сторону Толика. Услыхав слова немца, Толик встал со своего места. Его схватили и вытолкнули из камеры вслед за Пуховым.
… Через некоторое время вернули с допроса Клавдию.
-Что там было? – устремился к ней Яша.
Она осмотрелась по сторонам, приблизилась к уху Яши.
-Дорцов здесь, - тихо прошептала она.
-Иван Фёдорович? – вырвалось у Яши. Она прижала палец к губам:
-Тс-с.
-Но почему? – Яшей овладело отчаяние. Фашисты начали добираться до самого ядра, до сердца организации. Дорцов был крупным партийным работником, и во время оккупации занимал крупный пост в организации, он отвечал за боевые дела подпольщиков, подготавливал диверсии на заводе.
… Толика и Володю вернули в камеру, когда за оконцем уже стояла густая темнота. Но Яша не успел переговорить со своим другом, так как его самого вызвали на допрос. Привели его в комнату пыток, к Фриду… Яша затаил дыхание: «Сейчас начнётся». Ведь свои «особые» методы гестаповцы к нему пока не применяли.
-Узнаёшь его? – группенфюрер кивнул на человека, привязанного к стулу посреди камеры. Яша перевёл туда взгляд. Дорцов… Он еле узнал его, лицо его было похоже на сплошную кровавую маску, тело всё истерзано и обезображено. Но Яша почему-то уже не чувствовал той дурноты, которая приходила к нему при виде крови. Неужели привык находясь здесь уже…? Яша не мог вспомнить, сколько времени он здесь уже находится.
-Знаешь его? – оборвал его мысли окрик немца.
Иван Фёдорович пристально исподлобья изучал стоящего перед ним паренька.
Яша много слышал о Дорцове от товарищей, приходилось и лично с ним сталкиваться. Последний раз это было где-то в мае, когда Яша передавал ему взрывчатку.
Яша встретился со взглядом Ивана Фёдоровича, перевёл взгляд на группенфюрера, тот нетерпеливо смотрел на Яшу.
-Ну?! – рявкнул немец.
-Нет, не знаю, - тихо ответил Яша и опустил свой взгляд на пол. Перед ним было полузасохшее пятно крови. «Интересно, на что оно походит? – подумал Яша. – На собаку? Или на лисицу? Или на красного рвущегося вперёд коня?». За своими мыслями Яша не замечал, что группенфюрер его пристально и внимательно изучает.
-Кому должен был передать записку твой приятель? – опять перебил мысли мальчика немец. Яша оторвал взгляд от пятна крови на полу, перевёл его на группенфюрера. Устало ответил, не отводя от него своего взгляда:
-Я ничего не знаю ни про какую записку. Я не знаю этого человека. И я не знаю, где находится рация.
-А что ты тогда знаешь? – вкрадчиво поинтересовался у него немец. Яша растерянно посмотрел на него.
-Я ничего не знаю, - ответил он.
-Врёшь! – повысил голос немец. – Есть свидетели, которые вас вместе видели. И ты ему передавал какой-то свёрток. Что в нём было?
Яша удивился – и это им известно? Откуда? От кого? Он лихорадочно соображал, что ответить немцу, но на выручку пришёл Дорцов:
-В том свёртке была рубаха, которую его тётка передала моему племяннику.
-Рубаха? – переспросил группенфюрер, поворачиваясь к Дорцову.
-Да, - кивнул тот.
-И на следующий день взлетел на воздух механический конвейер?!
-Не весь, к сожалению, - вздохнул Дорцов.
-Так что было в том свёртке?! – наступал на него группенфюрер.
-Рубаха, - упрямо отвечал Дорцов.
Немец обернулся к мальчику:
-Ты что скажешь?
-Я не помню ничего, но раз говорит, что рубаха, так оно и есть, - тихо, но упрямо отвечал Яша.
-Ах ты не помнишь ничего?! – гневался немец. – Сейчас мы тебе будем память восстанавливать! – он кивнул своим подручным. Двое схватили Яшу и крепко держали, не вырвешься, третий направился к печи. «Это должно когда-нибудь произойти, - думал Яша. – Надо держаться. Вечно Толик на выручку приходить не будет. Надо становиться мужиком, а не плаксой, - мелькали в голове у Яши мысли. – Сейчас будет больно. Очень больно. Но я должен это выдержать. Надо выдержать. Через это многие проходят. Я тоже должен пройти!» - внушал себе Яша, наблюдая, как один из немцев перебирает какие-то железные предметы в печи. «Я должен выдержать всё, что бы они со мной ни делали. От этого зависит жизнь и свобода многих людей». У Яши что-то переклинило. Люди! Ведь всё так просто. Стоит ему назвать несколько фамилий, сказать, что Дорцову передавал взрывчатку (ведь всё равно им это известно, и Дорцов находится у них, вот он, рядом с ним), сказать, где находится эта разобранная и никому уже не нужная рация! И этого не будет! Не будет сейчас. Но какими глазами он посмотрит на Толика там, в камере? Сказать другу, что ты не выдержал, сломался, предал? И потерять его доверие и уважение? Нет! Он это выдержит, что бы это ему ни стоило!
Раскалённый добела штырь с пятиконечной звездой на конце приближался к его телу. Яша зажмурил глаза, сжал кулаки, напряг своё тело, намереваясь пройти через эту процедуру достойно…
… Окончательно пришёл в себя Яша уже в камере под мирный разговор граждан её населяющих. Почувствовал прохладу от руки Клавдии. Попытался вдохнуть в себя побольше воздуха, его обожгла резкая, жгучая боль в груди. Он закусил губы, застонал.
-Очнулся, - услышал рядом с собой облегчённый голос Клавдии.
-Ну и досталось ему вчера, - это говорил Толик.
Яша не в силах был открыть глаза. Попытался вспомнить, что же там было. Он почти ничего не помнил. После того как закрыл глаза, его резанула в грудь сильнейшая острая боль, как тесаком прошлись. Проваливаясь в пропасть почувствовал боль в руках (они и сейчас у него болели, но терпимо, не то, что грудь и живот); поток холодной воды; снова боль, уже в животе; пропасть… Вода… Боль… Пропасть… Сколько это продолжалось? Яша не помнил и не понимал. Иногда до его сознания доносилось:
-Говори!.. Будешь говорить?! – и опять: боль, пропасть, вода… Он не знал, кричал ли он? Наверное да, потому что такую боль выдержать молча невозможно. Но он даже не слышал своего крика, не помнил его.
Мальчик невольно пошевелился, пытаясь устроиться поудобнее, всё тело горело, он не смог сдержать стона.
-Совсем худо ему, - жалостно сказал кто-то рядом.
-Изверги, - злобно изрекла одна из женщин.
Яша приоткрыл глаза, рядом – Клавдия и Толя.
-Ты ему на рану-то влажную тряпку положи, авось полегчает, - посоветовал мужчина, который находился рядом.
Клавдия от своей юбки оторвала лоскут материи.
-А где воду взять? – растерянно и вопросительно обратилась она к доброму собеседнику.
-Иди вон в котелке смочи, - посоветовали ей из дальнего угла, протягивая котелок с неизвестно откуда взявшейся водой.
-Пить, - прошептал Яша сухими, потрескавшимися губами.
-А, забирай всё, - донеслось до него.
Клавдия вернулась к нему со спасительной влагой. Он жадно сделал пару глотков. Как будто целую вечность был далеко от неё, как в пустыне. Почувствовал влагу на груди, рана стала не так сильно жечь, боль немного притупилась. Глаза у него закрылись, и он стал проваливаться в пустую бездну сна. Откуда-то издалека, словно из-под земли, до него донеслось:
-В степи под Херсоном высокие травы,
В степи под Херсоном курган…
-Опять этот балалаечник, - проворчал сосед рядом. – Когда он уже угомонится-то?
Больше Яша ничего уже не слышал.
Проснулся Яша только уже под утро. Грудь ещё болела, но уже более терпимо. В коридоре раздались шаги. Яша попытался сесть. Толик его подтолкнул под бок:
-Смотри, что сейчас будет.
-А что должно быть? – не понял Яша. Толик кивком головы указал ему на дверь. Там в ручке была просунута клюка. Яша машинально перевёл взгляд на старика, у того её не было. Похоже, он о пропаже так и не догадался – мирно посапывал во сне.
-А кто это сделал? – удивился Яша.
-Ты тут всё интересное проспал, - подмигнул ему Толик. – Не догадываешься, кто это мог сделать?
-Ну не сам же старик.
-Не сам конечно.
-Ты что ли? – отшатнулся от Толика Яша.
-Нет, - с сожалением произнёс товарищ.
-Балалаечник что ли? – узнавал Яша.
-Ну почему балалаечник-то? – разочарованно сказал Толик. – Его Володя зовут.
-Сошлись уже с ним что ли? – удивился Яша. – Два сапога пара.
-Причём тут сапоги-то?
В двери залязгал замок. Все взгляды устремились на дверь.
-Убери ты её от греха подальше, - сказала одна женщина, обращаясь к Пухову.
-Зачем? – весело пожал плечами тот.
-Не подставляй человека, - посоветовали ему. Володя посмотрел на проснувшегося старичка, который искал что-то возле себя, но не мог найти, начал ворчать.
-Такого подставишь, - отозвался Пухов.
В дверь уже ломились так, что готовы были её выставить. В коридоре происходил непонятный шум.
-Надо открывать, - произнёс один из мужчин. Но Пухов, пожалуй, не собирался этого делать.
-Ладно, пошутили немного и хватит, не стоит их бесить, - с этими словами Толик встал со своего места и направился к двери.
-Ты чего делаешь-то, - набросились на Пухова присутствующие. – Сейчас ни за что парню попадёт.
Пухов тоже встал со своего места, но было уже поздно. Толик встал у стены возле двери, одним движением вытянул из ручки клюку. Она находилась ещё в его руках, когда в камеру ворвались разъярённые немцы. Набросились на Толика.
-Кто это сделал? – орали они. Начали ближайших людей хватать за шкирку, бить кулаками. Один мужик, с отросшей и растрёпанной бородой, указал рукой в сторону Пухова:
-Это вот он сделал.
-Ах ты гнида, - бросился Пухов на бородача, но не успел, его схватили немцы, потащили из камеры. Толика оставили в покое.
-Тварь, стукач, - набросились мужчины на бородача, тот отбивался, завязалась потасовка, драка. В камеру опять влетели немцы и стали разнимать драчунов плетьми и кнутами. Народ начал расходиться по своим местам.
-Лухманов, Агишев, - провозгласили немцы, повернувшись к двери. Толик с Яшей переглянулись. Ну когда о них хоть ненадолго забудут? Дадут передохнуть?
Яша медленно поднялся со своего места, направился к двери. В коридор их выпроводили почти одновременно.
Завернув за угол, они почти сразу наткнулись на Пухова. Его привязали к скамье прямо в коридоре и два здоровенных немца шомполами сильно и методично наносили удары по его телу. Володя молчал, только вздрагивал при каждом ударе.
-Пошли, - подтолкнул конвоир приостановившихся ребят.
«Зачем это ему? – удивлённо подумал Яша о Пухове. – Зачем он злит немцев?»
Их ввели в кабинет офицера. Он почти приветливо встретил ребят. Пригласил их присесть у стола. Они недоумённо переглянулись и выполнили его просьбу. Он их внимательно и прищурившись разглядывал. Не сводя с них взгляда закурил, потушил спичку.
-Вот вы в молчанку играете, героев из себя изображаете, а ваши главари во всём уже признались, - заговорил он, продолжая пристально разглядывать ребят.
-Какие главари? В чём признались? – сделал непринуждённый вид Толик, разыгрывая полное непонимание и удивление.
Офицер посмотрел на него, не отрывая от него взгляда, достал из ящика стола какую-то бумагу, подсунул её Толику.
-Вот, смотрите, - заговорил немец. – Это признание вашего главаря Дорцова и список людей, что он знает. Яша придвинулся ближе, заглянул в бумагу. Там было что-то написано на немецком языке. Но почерк был, кажется, не Дорцова.
-Естественно, писал не он сам, - заметил немец недоверие на лице Яши. – Писал наш человек под его диктовку.
Пока шёл диалог у Яши с немцем, Толик успел изучить всю бумагу, брезгливо откинул её в сторону.
-Ну и кого вы пытаетесь обмануть? – в упор посмотрел он на немца.
-Мы никого не обманываем. Это вы тешите себя пустыми надеждами, что ваши главари непробиваемы, - начинал злиться немец.
-Не верь этой бумаге, - внимательно посмотрел Толик на Яшу.
-Вы тупые фанатики, - взорвался офицер. Вызвал конвой.
-Доктора сюда! – приказал он. – Со всеми инструментами!
Яша в панике посмотрел на Толика. Он уже не боялся ни плетей, ни шомполов, ни комнаты Фрида. Вернее, боялся конечно, но не так отчаянно и безнадёжно как раньше. Он уже знал, что через это всё может пройти и был спокоен в том плане, что не предаст, никого не назовёт. А вот Доктор – это для него неизвестное, а значит – пугающее до ужаса.
-Помни, что я тебе говорил, - одними губами сказал ему Толик. Яша это помнил. Ещё бы! Как можно было забыть время проведённое вдвоём с другом в одиночке? Их беседу? Но помнить – это одно, а сделать – это совсем другое. Как можно молчать и не открывать рот, когда тебе больно? Когда тебя всего выворачивает на изнанку?
-Вы хоть предполагаете, что с вами сейчас будет? – повернулся к ним офицер.
-Нас предупреждали, - спокойно оповестил его Толик.
-Знать, это ещё не есть испытать на себе, - посмотрел на него офицер.
В кабинет зашёл невысокий бледный человечек с козлиной бородкой и чемоданом в руке. «На самом деле чем-то похож на доктора», - подумалось Яше. За ним зашли несколько немцев.
-Располагайтесь, - офицер указал жестом руки на свой стол. Доктор поставил на него свой чемодан, открыл и начал в нём что-то выискивать.
Яша не мог отвести своего взгляда от Доктора, от чемодана и его внутренностей. Наконец Доктор изъял шприц ужасающих Яшу размеров, большую иглу, начал набирать в шприц жидкость из нескольких ампул. Яша машинально сжал губы, руками вцепился в сиденье стула и не мог оторвать взгляда от действий Доктора и того, что находилось у него в руках. Немцев он уже не видел. Козлик (как прозвал Доктора Яша) приготовил всё необходимое, повернулся к офицеру, спросил у него что-то на немецком языке. Тот вышел из задумчивости, посмотрел на Доктора и кивком головы указал ему на Яшу.
-Держите его, - приказал он немцам. Яша с ужасом понял, что первой мишенью будет именно он. Но надо идти до конца. И попытаться выдержать и это, на сколько это возможно.
Игла впилась ему в грудь, чуть повыше выжженной недавно звезды. Рану у Яши снова резануло болью. «Только рта не раскрывать ни при каких условиях», - снова прозвучали в его сознании слова друга. Легко это сказать. А как выполнить на деле? Яша сжал изо всех сил зубы так, что никакими силами их было не расцепить. Он наблюдал, как вытекает из шприца в него какая-то прозрачная жидкость. Шприц опустел, его убрали. «И это всё?» - пронеслось в мыслях у Яши. Он вопросительно посмотрел на друга, тот отрицательно мотнул головой. Перевёл взгляд на офицера, заметил пробежавшее у того удивление. «Что дальше будет?» - подумал Яша, и тут же почувствовал, что его голову, его сознание стало заволакивать словно пеленой. «Что от него хотят? Что им нужно?» - думал Яша.
Офицер подошёл ближе, наклонился к нему:
-Нам нужны имена людей, с которыми ты общался, с кем встречался в лесу, адреса людей в городе, к кому заходил.
«Почему он со мной разговаривает как с ребёнком?» - не понимал Яша. «Надо сказать то, что у меня просят». Но в этот момент он почувствовал сильные руки немцев, что его держали и вдавили в стул, боль в груди, сцепленные до боли зубы. «Молчать!» - из последних сил сопротивлялись его мысли.
-На скамью! – через некоторое время рявкнул офицер и повернулся к Толику.
Яшу отодрали от стула, подтащили к скамье и бросили на неё. От грубого соприкосновения раны с лавкой, от толчка снова резануло в груди, снова заболели грудь, живот… Почувствовал режущую боль в спине от шомполов. «Сказать всё» - было назойливой и постоянной мыслью. Зубы сцеплены, расцеплять их нельзя. «Молчать!» - прорывалась мысль откуда-то издалека. Боль скрутила всего Яшу. От этой резкой, всё разрывающей боли Яша снова провалился во тьму…
… Очнулся он в камере. Темно, все спят. Он попытался было снова уснуть, но боль во всём теле мешала ему это сделать. Где-то рядом должен быть Толик. Яша прикрыл глаза, понял, что зубы у него до сих пор сцеплены и расцепить он их уже не в силах как бы ни пытался это сделать. По камере раздавался чей-то храп, кто-то стонал во сне. Никакие мысли Яше в голову не шли. И думать уже разучился за это время. Боль во всём теле сжигала его. Кричать нельзя, люди пусть спят. Он сжал кулаки со всей силы. Терпеть. Силясь сдержать разрывающую тело боль, Яша снова опустился во тьму.
Проснулся, когда в оконце уже светила солнце. В камере уловил движение. Вошли люди (или нелюди? Оборотни в человеческом обличии?)в немецких мундирах. Как же Яша их раньше боялся! Сейчас он кроме ненависти и злобы к ним уже ничего не испытывал. Привык? Ну да, пообщайся с ними каждый день в течении вот уже… А сколько они здесь уже находятся? Яша повернулся к Толику, тот лежал рядом, прикрыв глаза. Яша задел его рукой.
-Толик, сколько мы здесь уже находимся? - шёпотом спросил он.
-Не знаю, - одними белыми губами прошептал его товарищ.
Тем временем немцы осмотрели камеру. Люди все в ожидании не спускали с них глаз. Взгляд офицера остановился на старичке.
-Пошёл отсюда, - процедил он сквозь зубы. Старичок его не понял, осмотрелся по сторонам, но с места своего не встал.
-Тархунов, ты свободен, иди отсюда, не мешайся, - повторил ему офицер.
Старичок тут же поднялся, не веря услышанному.
-Правда? – обрадовано закрутился он на месте.
-Пошёл, а то вместе с бандитами на тот свет отправим, - угрожающе заговорил офицер. Немцы схватили старичка и выставили за дверь. В коридоре послышались торопливые удаляющиеся шаги.
-А нас когда выпустят? – обратилась к офицеру женщина, которая находилась здесь с мальчиком. Но офицер не обратил на неё внимания. Он достал лист бумаги, ещё раз окинул взглядом находившихся в камере людей. Яша понял, что в руках у него список. «На тот свет», - вспомнил он слова немца. Вот и всё. Жизнь его подошла к концу. Яша не сожалел о прожитом, о случившемся. Ему сейчас было только обидно. Обидно, что не поняли сразу Кобелева, не раскусили его. А как это можно было сделать?
-Толик, у него список людей для казни, - последнее слово ему далось с трудом, встало комком в горле.
-Не стони, Яшка… - Толик хотел ещё что-то сказать, но сдержался. Открыл глаза. – Сам не смогу пойти, вот что обидно, - произнёс он.
Офицер тем временем посмотрел в бумагу, начал перечислять:
-Горский, Карпенко, Пухов, Найдёнов…
Ребят он не назвал. Яша не знал, радоваться ему или нет. С одной стороны жизнь его продливается, откладывается ужасный момент казни. Но с другой стороны, он уже не в силах был всё это терпеть, выносить, он с дрожью думал о каждом новом дне. Что они ещё выкинут? Через какие пытки его заставят пройти?
Те люди, кого назвали, встали со своих мест, начали прощаться с теми, кто оставался. Володя улыбнулся всем широкой, открытой улыбкой.
-Не поминайте лихом, - обратился он ко всем присутствующим.
-Прощай, балалаечник, - ответил кто-то ему.
-Я гитарист, - гордо заявил Володя. Посмотрел на немцев. – Умирать так с музыкой! – воскликнул он и громко, отчётливо, весело запел:
-Каховка, Каховка, родная винтовка,
Горячая пуля лети!
Иркутск и Варшава, Орёл и Каховка –
Этапы большого пути…
-Молчать! – рявкнули немцы на него.
-Дайте хоть перед смертью песней насладиться! – возразил им Пухов. Офицер махнул рукой. А песня о Каховке набрала новую силу, мощь. Её поддержали и другие.
Приговорённых к смерти увели. В камере стало свободнее. Но песня долго ещё раздавалась в ушах Яши:
-Под солнцем горячим, под ночью слепою
Немало пришлось нам пройти…
Яша услышал слова Толика:
-Яшка, а тебе страшно было?
-Когда? – не понял Яша.
-Сейчас, когда объявляли список.
-Не знаю, - признался другу Яша.
-А мне нет, - тихо ответил Толик. – Ты знаешь, я отчётливо понял, я так захотел, чтоб и мою фамилию здесь назвали.
-Толик, но почему? – отшатнулся от него Яша, только сейчас поняв, что друг его хочет смерти.
Друг посмотрел на него своими зелёными выразительными глазами. Яша отчётливо прочитал в них боль, безысходность ситуации.
-Я устал от боли, Яша, - одними губами прошептал Толя. Яша приблизился к другу, взял его за холодную руку, вторую руку положил ему на голову, перебрал пальцами его некогда мягкие пушистые волосы, сейчас они были склеены в сосульки из крови.
-Сейчас немцы придут с другим списком, - продолжил Толик. – К Фриду, или к Доктору, или ещё куда-нибудь.
-Толик, ты устал, - сказал ему Яша. – Я тоже устал. Я уже боюсь этих всех шагов в коридоре, вздрагиваю при каждом щелчке в замке. Но нам надо держаться, Толик, - говорил Яша, гладя волосы друга. – Помнишь, ты сам мне говорил, что от нас с тобой зависят жизни многих людей.
-Да, Яша, я помню это. И я знаю это, - он привстал, положил свою руку на руку Яши, пожал её. – Нам надо держаться, а поэтому хватит распускать нюни! Возьми себя в руки!
 
… И мальчики смогли взять себя в руки, они держались как могли. И не смотря ни на какие изощрения немцев (ни на пытки, ни на уговоры, ни на очные ставки с товарищами по подпольной борьбе) они не сдались, они смогли выстоять. Толик часто теперь напевал любимые песни Володи Пухова. Который, кстати говоря, оказался не обычным гитаристом, а подпольщиком, за которым долго охотились немцы, пока его ни выдал провокатор.
… Однажды наступил и тот день, когда в списке осуждённых на казнь оказались фамилии ребят. Яша слышал, как шедший рядом с ним Толик весело напевал:
-Гремела атака и пули звенели,
И ровно строчил пулемёт…
Их было человек десять, обречённых и приговорённых на казнь через повешение. Где-то рядом находился и Дорцов. Их привели на площадь, где собралось много народа. На осеннем ветру раскачивались верёвки с петлями на концах. Уже лежал первый снежок. Яша только сегодня, оказавшись на этом снегу, почувствовал, что он босой. Их завели на эшафот, подвели к месту казни. Яша в последний раз посмотрел на голубое чистое небо, на собравшийся народ, висевшую перед ним петлю… От большой потери крови, от боли, от голода, от жажды, от свежего воздуха, от которого он уже отвык, и которого сейчас набралась полная грудь, Яша начал проваливаться в бездну, всё поплыло у него перед глазами. «Этого ещё только не хватало. В такой-то ответственный момент. Позор-то какой», - успел подумать он…
 
3.
 
Бездна… Падение… Длинный туннель… Сплошная темнота…
И сквозь этот длинный тёмный коридор где-то вдалеке показался маленький тусклый огонёк. От него расходились круги света, как от лампочки. Вокруг – серые, сырые, обшарпанные стены. Пол холодный. Он почувствовал, как ледяной, колкий снег впивается в его ступни. Леденящий холод пронзает всё его тело. Так у него было в последние моменты его жизни. Он вздрогнул, почувствовал, что тело его сводит от холода, знобит. Свет в глубине туннеля становился всё ярче. Он попытался открыть глаза, но у него это не получилось.
-Очнулся, слава Богу, - услышал он откуда-то издалека голос, показавшийся ему знакомым. Где он его слышал? Гестапо… Сейчас снова начнут его мучить, терзать его тело. Он сжал из всей силы кулаки, набрал в грудь побольше воздуха и закричал, что было на это сил:
-Не-ет! – где-то он это уже слышал. Где? Когда? При каких обстоятельствах?
-Что нет? – услышал он всё тот же знакомый спокойный голос.
-Не буду говорить, - выдавил он из себя.
-Что говорить? – раздался почти весёлый голос.
«Ещё и веселятся, сволочи, - пришла к нему мысль. – Ничего, пусть пока повеселятся. Наши придут, покажут им другое веселье». Он из всех сил сжал зубы и кулаки, готовившись к новой, ещё более сильной боли, чем испытывал до этого.
-Яшка, ты чего? – услышал он удивлённый голос… Толика!
Толик? И он здесь?
-И ты с ними? – осуждающе и разочарованно вымолвил он. У Яши были до сих пор закрыты глаза, поэтому он не видел, как переглянулись между собой Толик и Самуил Игнатьевич – врач партизанского отряда.
-Яша, здесь все свои, - успокаивающе произнёс Толик.
-Где я? – простонал Яша, открывая глаза. Заметил рядом Толика, доктора (при воспоминании о другом докторе его всего передёрнуло).
-В отряде, - ответил Самуил Игнатьевич.
-Как я здесь оказался? – растерялся Яша. Перед его глазами стояла площадь полная народа, петля, раскачивающаяся на ветерке.
-Ты как всегда пропустил всё интересное! – с усмешкой ответил Толик. – И надо ж было тебе в такой момент грохнуться. При всём собравшемся народе! Когда все от тебя громких слов ждали, а ты громко свалился!
Яша поморщился. Ему было больно и стыдно об этом вспоминать. И он перевёл тему:
-А как мы здесь оказались?
-Так ты ничего не понял до сих пор? Нас ведь спасли.
Яша отвернул взгляд от друга. «Спасли…»
-А почему именно нас? – растерянно спросил Яша.
-Повезло значит так. Спасали-то Дорцова, ну и всех кто с ним заодно тоже, - Толик встал со своего места. – Надо знать с кем погибать вместе!
-Дурак ты, Толька, - вырвалось у Яши. – Каким шалопаем был, таким и остался.
Толик удивлённо и непонимающе посмотрел на друга. Тот улыбнулся ему, подмигнул. В помещение зашёл доктор:
-Ладно, хватит вам на сегодня. Успеете ещё наобщаться. Якову надо отдыхать. Слаб он пока.
 
(октябрь 2009 год)
Поиск
Архив записей
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz

  • Сайт создали Михаил и Елена КузьминыхБесплатный хостинг uCoz