Героям Сопротивления посвящается...
Главная | Здесь давность неприменима | Регистрация | Вход
 
Вторник, 19.03.2024, 14:43
Приветствую Вас Гость | RSS
Меню сайта
Форма входа
Из книги «НЕОТВРАТИМОЕ ВОЗМЕЗДИЕ». ПО МАТЕРИАЛАМ СУДЕБНЫХ ПРОЦЕССОВ НАД ИЗМЕННИКАМИ РОДИНЫ, ФАШИСТСКИМИ ПАЛАЧАМИ И АГЕНТАМИ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКИХ РАЗВЕДОК
Под редакцией генерал-лейтенанта юстиции С. С. Максимова. Составитель М. Е. Карышев
МОСКВА ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО 1987
 
В. МИХАЙЛОВ
ЗДЕСЬ ДАВНОСТЬ НЕПРИМЕНИМА...
 
По ту, вражескую, сторону заливалась гармошка. Был тихий морозный вечер, и ее отчетливый знакомый напев для нас, солдат осажденного города, звучал злее, чем вой фашистских мин. Играл явно «свой». «Что он делает там?» — тревожно воз­никал у каждого вопрос, и, словно отвечая на него, кто-то с ненавистью сказал: «Что он может там делать, подлец! Фа­шистов ублажает...»
Вскоре была прорвана блокада, а позднее, когда мы все дальше и дальше уходили от стен Ленинграда, в деревнях, се­лах, городах нас останавливали женщины, мужчины — их рас­сказы о злодействах карателей леденили кровь. Да мы и сами видели еще не порушенные виселицы, рвы, наполненные тру­пами. И вот новая встреча более четверти века спустя — в зале заседаний Военного трибунала Ленинградского военного округа.
Приговор объявлен. Блеснули наручники.
— Вам ясно? Вы приговорены к смертной казни — к рас­стрелу, — обращается к подсудимым Морозову и Ляпченко, к каж­дому в отдельности, председательствующий полковник юстиции Н. А. Лычагин и объявляет порядок обжалования.
Грузный Морозов весь ссутулился и, что-то пробурчав, мет­нул злобный взгляд в публику: зверь в клетке! Ляпченко — сникший человечек, едва слышно выдавил: «Спасибо».
Если бы им сейчас ту власть, которая была у них во времена фашистской оккупации! Расправились бы со всеми: с родными и близкими тех, кого замучили и истязали они, с теми, кто опо­знал и раскрыл звериный облик их, с каждым, кто пришел на открытое заседание трибунала. Выжгли бы на спинах звезды, а потом повесили бы, как сделали с Тимофеем Дмитриевым, жителем деревни Курско, Ленинградской области, за то, что Дмитриев, подобно Сусанину, водил их, фашистских карателей, по болоту, да так и не привел к партизанам. А может, они накинули бы петлю на шею и садистски то подтягивали бы, то опускали вновь, как расправлялись в деревне Ляды с кол­хозницей М. Ахтияйнен. «Где муж, где сын, где партизаны?» — кричали убийцы. Женщина молчала... Или расстреляли бы в лесу, как расстреляли молодую девушку Зину Александрову и ее ро­дителей за то, что Зина, приняв карателей за своих, доверчиво шепнула им: «А у меня жених тоже в партизанах...»
За барьером замерли в немоте еще трое: Строганов, Самаренков, Виноградов. На их совести тоже кровь советских людей. Преступники приговорены к лишению свободы в исправительно-трудовой колонии строгого режима сроком на 15 лет каждый.
Три месяца день за днем трибунал распутывал нескончаемую цепь преступлений. В этой цепи, страшной и, казалось бы, хаотичной, была своя система. Даже в том, что за основной метод своей «работы» изменники взяли провокацию. Они выда­вали себя за партизан: отращивали бороды, один ходил в фу­ражке советского пограничника, другой — в матросской тель­няшке.
Все это под тяжестью улик признали сами преступники. Суд тщательно проверил каждый факт. О таком праведном и гласном суде, как о торжестве карающей справедливости, помню, говорили бойцы нашей 291-й Гатчинской стрелковой дивизии и в суро­вую блокадную пору, и в те дни, когда с уст не сходил призыв «Вперед, на запад!». Дивизия освобождала как раз те места, где зверствовала эта пятерка предателей.
Итак, четверть века спустя. Уже пришли в жизнь новые поколения, не познавшие ни радости освобождения от фашизма в минувшую войну, ни ее ужасов. Заседания трибунала прохо­дили под аркой Главного штаба, невдалеке от дома на Невском проспекте, на котором ленинградцы навечно оставили блокадную надпись: «Граждане! Эта сторона улицы наиболее опасна при артобстреле».
Я выхожу на простор Невского. В мирных заботах спешат люди. Стоят, беззаботно смеются, о чем-то спорят парни и девушки. Я подумал о том, что они, эти веселые молодые люди, — ровесники советского солдата Ивана Щербака, раненного фашистом в Западном Берлине у памятника советским воинам-осво­бодителям. И все, что происходит в мире, вольно или невольно воспринималось мной сквозь призму услышанного на суде. По­чему неспокоен, тревожен мир, хотя в памяти народов еще не зажили раны минувшего, и должны же помнить силы зла суровое возмездие Нюрнбергского суда?
В дни когда в Ленинграде судили карателей, в далеком Нью-Йорке, в Третьем комитете Генеральной Ассамблеи ООН, шла дискуссия о наказании лиц, совершивших преступления против человечности. Была принята резолюция. Ее текст категоричен, как гимн карающей справедливости.
Резолюция призывает все государства арестовывать военных преступников и лиц, совершивших преступления против человеч­ности, и выдавать их тем странам, на территории которых эти преступления были совершены. Говорится о том, что многие военные преступники и лица, совершившие преступления против человечности, нашли убежище в некоторых государствах и пользуются их защитой. В резолюции сурово осуждаются военные преступления и преступления против человечности, которые совершаются в наше время в результате агрессивных войн, политики расизма, апартеида и колониализма. Резолюция призывает все государства, которых это касается, предать суду лиц, винов­ных в таких преступлениях.
Казалось бы, кто может поднять здесь открыто руку против? Увы, резолюция была принята далеко не единогласно. За — 47, воздержались — 41. Делегации США, Англии и Португалии голосовали против.
Да, шила в мешке не утаишь. Сразу стало ясно, кто против: тот, кто вел агрессивную войну в Индокитае, тот, кто стремился вооруженной силой подавить национально-освободительное движение народов Мозамбика, Анголы и Гвинеи-Бисау. Для грязных дел нужны не чистые души, нужны такие, как американский лейтенант У. Колли, палач мирных жителей южновьет­намской общины Сонгми. Нужны такие, которые выполнят преступные приказания с таким же рвением, как это делали фашистские изверги.
Такова и эта пятерка, осужденная в Ленинграде. Сделав первый предательский шаг, выйдя из застывших шеренг военнопленных, эти отщепенцы, как и следовало ожидать, восприняли фашистский образ мыслей и действий. Они, предатели, стали неотъемлемой частью аппарата убийств гитлеровской Германии. Вновь и вновь материалы процесса подтвердили, что у фашистов убийства были возведены в ранг акций, освящаемых государ­ством. Отряд, в который вступили предатели, назывался ГФП-520 — гехайме фельдполицай. Тайная полевая полиция. Он действовал в тылу 18-й гитлеровской армии, рвавшейся к Ленинграду, и был сформирован немецкой военной контрразведкой. Сотни невинных людей стали его жертвами.
Кому холуйски служили предатели? Чьи приказы выполняли? Каков облик их бывших хозяев? Собственно, это облик обыкновенного гитлеровца. Он рождался из фашистского кредо: есть низшие расы, есть «недочеловеки», и потому, мол, для низших не может быть понятия о праве человека, о человечности. Они, гитлеровцы, любили провозглашать, что служат «великой идее», и во имя их «великой миссии» у них было все расписано по фашистскому «ордцунгу» — и как расстреливать, и когда снимать с убитых одежду, и куда ее сдавать. Я читал один из документов «орднунга», согласно которому действовали эта пятерка предателей и их хозяева, и вспоминал Бухенвальд, где довелось мне побывать в послевоенные годы. Там все делалось педантично: и щель, через которую эсэсовцы стреляли в затылок своей жертве, и механизированные печи крематория.
Эту машину смерти создали и приводили в действие не мифические силы зла, а вполне конкретные люди. У них есть имена, фамилии.
Один из бывших хозяев карателей — Эгон фон Бакербарт, быв­ший штурмбанфюрер СС, возглавлял отдел «1-Ц» (абвер) штаба 18-й гитлеровской армии. Этому отделу был подчинен каратель­ный отряд. Бакербарт лично подписывал смертные приговоры. По его «задумке» и по его распоряжениям широко применялись провокации. Его заместитель В. Мейснер непосредственно руко­водил четырнадцатью карательными группами и тайной полевой полицией. Он сам принимал участие в карательных операциях и поучал: «Мертвые не кусаются». Одним из подручных Мейснера был капитан Франц Шлехтинский. Этот предпочитал лично выезжать на операции. А комиссар полиции капитан Губерт Рейхе сам охотно расстреливал. Особенно после того, как «нака­чивался» шнапсом.
Перебираю в памяти детали этого процесса, вспоминаю суды над фашистскими преступниками в Краснодаре, Харькове, Пско­ве и в других городах и вновь убеждаюсь: у этого кровавого общества была своя система и выработался единый фашистский почерк.
Ленинградских журналистов познакомили с материалами о злодеяниях тех, кто пока еще, увы, не на скамье подсудимых. Вот, например, Евгения Андреева. Она отлично уживалась в фашистской среде. Андреева разбила свои «владения» под Ленинградом на участки, в каждый участок подобрала своего агента, пунктуально собирала сведения. Кто попадал в ее список, судьба того была предрешена. И неспроста Бакербарт восхищался ею.
Давно ждет скамья подсудимых Е. Виноградова. Кто он? Вот только один эпизод из его бандитского послужного списка. Каратели пришли арестовать человека, скрывавшегося от службы у фашистов. Вошли в дом. Человек спал. Когда приблизились к нему, он стал стрелять из пистолета. Ранил двух и скрылся. В доме остались пять женщин: были среди них мать человека, которого хотели арестовать, и его невеста. В злобе каратели вывели из дома беззащитных женщин. На околице села Радовель остановились.
— Кто желает расстрелять? — Начальник конвоя кивнул в сторону рыдавших женщин.
Одним из первых вышел Виноградов.
Команда — «Огонь!»... Автоматные очереди, раздирающие душу крики...
Убийце Виноградову удалось запутать следы. Зовут его Евгений Сергеевич, он 1923 года рождения, до войны жил в Ленин­граде, работал учеником бутафора в Академическом театре оперы и балета. Владеет немецким языком. Знает радиодело. Я видел его фотографию. Он низкого роста, у него темные вьющиеся волосы. Может, сейчас он притаился где-то на нашей земле? Ведь преступную пятерку разыскали в разных концах страны. И. Морозов и К. Виноградов жили в Краснодаре, А. Ляпченко — в Донецкой области, К. Самаренков — в Иванове, А. Строганов много лет скрывался в ФРГ, затем в Австралии. Он вернулся, надеясь, что сумеет замести следы своих злодеяний. Его нашли в Армавире.
Известно, что незадолго до окончания войны Е. Виноградов служил в штабе так называемой власовской армии, а затем куда-то скрылся... Так же исчезла из Берлина в то самое время Андреева Евгения Петровна.
О многих фашистских прихвостнях, которые творили свое чер­ное дело в ГФП-520, уже знает мир — в отчетах о процессе советская печать сообщала их имена, адреса. Например, коман­дир отряда Иван Полыгалин, за пролитую им кровь патриотов награжденный фашистскими медалями, преуспевает ныне в Канаде, в Монреале. Он носит фамилию Орлов, владеет ювелирным магазином «Кент». Некоторые каратели перебрались в Австра­лию, другие нашли приют в Англии.
Гуляют на воле и многие бывшие фашистские хозяева предателей. Предать их суду — значит нанести еще один удар по силам зла.
Это требование прогрессивного человечества закреплено ныне в решениях Генеральной Ассамблеи ООН, которые были приняты на следующий день после того, как пришло возмездие пятерке предателей. Для меня, слушавшего этот приговор, такое совпа­дение было знаменательным.
На своевременность этой резолюции указал в своем выступлении советский представитель. Оп подчеркнул, что принятая резолюция дополняет важную международную конвенцию о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечности.
«Люди, не давайте власти злу!» — учит, призывает, требует наше время.
Поиск
Архив записей
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz

  • Сайт создали Михаил и Елена КузьминыхБесплатный хостинг uCoz