В.Минаев. "Молодая гвардия": опять предательство? Страница 18.
Отзвуки прошлого
Беседа одиннадцатая
С первых же дней Великой Отечественной войны А.Фадеев живет заботами фронта. Корреспондент «Правды» и Совинформбюро, он не раз выезжал в действующую армию, стремился туда, где происходили главные события, и все хотел видеть собственными глазами. Несколько месяцев он провел в блокадном Ленинграде, был в окружении под Ржевом, где долго питался вместе со всеми замерзшими трупами лошадей.
«Вот тут-то мы, военные корреспонденты, и узнали, что за человечище Александр Фадеев. И полюбили его, высокого, красивого, уверенного, доброжелательного, неунывающего, умеющего в самые тяжкие минуты излучать какой-то нешумный, светлый, чисто фадеевский оптимизм»,— так написал Борис Полевой в своих нюрнбергских дневниках «В конце концов».
Возможно, именно здесь, под Ржевом, в экстремальных условиях, Фадеев понял, что главной силой в борьбе с фашизмом является патриотизм. И когда ЦК ВЛКСМ попросил его написать книгу о героическом подполье в Краснодоне, он не раздумывая взялся за перо, и 15 сентября 1943 года в «Правде» был опубликован его очерк «Бессмертие». Не отступая от свидетельств очевидцев, А.Фадеев рассказал о боевых действиях и смелых операциях молодогвардейцев, об их мужестве, с которым они встретили смерть. Но в романе Фадеев не выпячивал деятельность подпольщиков, свое внимание сосредоточил на их образах. Вот что сказал он сам:
«Мой роман построен на фактах. Вместе с тем, конечно, это не история, это, часто, подлинные факты, и все-таки в них много художественного вымысла...
Кто может сейчас сказать, о чем разговаривали, что думали, переживали, юноши и девушки и в часы свершения своих героических дел, и в часы дружеских бесед? Об этом можно только догадываться. Значит, это и действительная история, и в то же время художественный вымысел. Это — роман» [79].
Чего же хотят от романиста теперешние образованные историки и журналисты? Ведь здравым умом нетрудно понять: А.Фадеева поразила выразительность коллективного подвига новой молодежи, первого поколения воспитанников советского строя. И он в образах молодогвардейцев обобщил черты, «неповторимый облик этого поколения».
«Я очень охотно взялся за роман, чему способствовали некоторые автобиографические обстоятельства, - говорил он на читательской конференции в декабре 1946 г. - Собственную юность я начинал тоже в подполье (1918 год). Судьба так сложилась, что первые годы юности проходили в шахтерской среде. Потом пришлось учиться в Горной академии. И наконец, в 1925—1926 годах много пришлось работать в соседнем с Краснодоном шахтерском округе. Поэтому быт Донбасса и шахтерский быт были мне хорошо известны.
<…> Что произвело на меня наиболее сильное впечатление?
Мой ответ таков: характер этой молодежи, которую мне предстояло изобразить в романе. Невольно приходило на ум сравнение с молодежью моей юности. Подавляющее большинство молодогвардейцев было интеллигентными молодыми людьми, в то время как в нашем подполье интеллигентных молодых людей — революционеров было чрезвычайно мало <…> Что же касается рабочей молодежи, то это была чудесная молодежь, очень революционно настроенная. Но она была полуграмотной, ее революционность была в основном стихийной. Очень многие из них не были знакомы с политической литературой. Многие окончили начальную школу, церковноприходскую или даже были совсем неграмотными. Вот какова была молодежь в мое время. В Краснодоне мы видим другую картину: люди с образованием, воспитанные советским обществом, встали на борьбу. Люди, у которых революционное сознание является ясным, а не стихийным. Ведь молодогвардейцы по своему происхождению не представляли из себя что-нибудь выдающееся. В большинстве это были дети шахтеров. Ваня Земнухов был сыном сторожа, у Вали Борц отец и мать работали учителями. И сами молодогвардейцы не представляли собой ничего исключительного. Это были типичные, всем нам знакомые молодые люди, учащиеся наших школ. Именно потому, что это самая обыкновенная наша советская молодежь, вышедшая из самых обыкновенных рядовых советских семей, — именно поэтому вся деятельность «Молодой гвардии» заслуживает того, чтобы ее изобразить в художественном произведении как нечто типичное для всей советской молодежи.
<…> Наши юноши и девушки из книг и рассказов взрослых, из прежней своей общественной работы в школе и пионерских отрядах, в комсомольских организациях усвоили многие методы организации, присущей старому поколению большевиков. Конечно, многое приходилось нащупывать наново. Многое они открывали на практике, о многом догадывались. Но факт остается фактом, что молодое поколение пошло по традициям старых большевиков. Эти обстоятельства кажутся мне самыми примечательными. Во-первых, это молодежь обыкновенная для нас с вами и необыкновенная по сравнению с молодежью капиталистических стран. Во-вторых, это молодежь, воспитанная на традициях прошлого и являющаяся продолжательницей дела старшего поколения.
Вот эти два момента являются самыми замечательными во всей деятельности «Молодой гвардии». [102, с.130-131]
Советская власть оберегала вековые традиции общинного уклада жизни, и все виды искусства нацелила на углубление коллективистской психологии, на морально-нравственное формирование человеческой личности. Человек труда — рабочие и крестьяне — тот, кто всех «кормил и поил», получил право быть главным героем на страницах большой литературы.
Молодежь зачитывалась произведениями русских и советских писателей, книгами иностранных авторов, которые массовыми тиражами выпускало основанное в 1918 году М.Горьким издательство «Всемирная литература».
Родители будущих молодогвардейцев, погруженные в заботы о детях, были преимущественно малограмотные и не имели познаний в семейном воспитании. Но их порядочность, трудолюбие, бесхитростность, откровенность в общении, правдивость были образцами для их детей.
И писатель одну из основных идей романа выразил словами, которые вложил в уста Матвея Шульги: «Мы вышли из них, все лучшие, самые умные, талантливые, знатные наши люди,— все вышли из них, из простых людей!..»
Каждодневно, не навязчиво воспитывала молодежь и та кипучая жизнь. В те годы советские люди совершали ранее немыслимые подвиги на море, на земле, в воздухе. Весь мир говорил о челюскинцах, папанинцах, Чкалове, Байдукове, Белякове и Громове. Легендарными стали Чапаев и Стаханов.
Молодежь гордилась, что Советский Союз уже в 1940 году по объему промышленного производства занял первое место в Европе и второе — в мире. У будущих защитников страны были широко открытые глаза, и они видели все таким, каким оно было на самом деле. И потому не хитрили, не подстраивались, не лгали. Можно приводить сотни примеров их принципиальности во всем.
Советская молодежь убедилась в справедливости оценки иностранными специалистами Сталинской Конституции, как самой прогрессивной в мире, восхищалась проявлениями трудового энтузиазма и растущим благополучием народа. Ведь за период с 1934 по 1940 год натуральные доходы колхозников возросли в 2,2 раза, а денежные – в 6,5 раз.
Магазины были заполнены товарами повседневного спроса, полки ломились от продуктов питания.
Дух, атмосферу той жизни ярко выражала песня — душа нашего народа. И молодежь пела: в пути, дома, в школе. Музыка была включена в программу школы на равных началах со всеми другими предметами. И по песням, которые молодогвардейцы любили и распевали, можно судить, к чему они были готовы.
Многие песни стали не только символами, но и внятными отголосками той советской эпохи. Вот несколько отрывков из тех бодрых и жизнеутверждающих песен.
И радость поет, не скончая,
И песня навстречу идет.
И люди смеются, встречая,
И встречное солнце встает —
Горячее и бравое,
Бодрит меня.
Страна встает со славою
На встречу дня.
Бригада нас встретит работой,
И ты улыбнешься друзьям,
С которыми труд, и забота,
И встречный, и жизнь — пополам.
(Музыка Д.Шостаковича, стихи Б.Корнилова)
* * *
Нам ли стоять на месте!
В своих дерзаниях всегда мы правы.
Труд наш есть дело чести,
Есть дело доблести и подвиг славы.
К станку ли ты склоняешься,
В скалу ли ты врубаешься,—
Мечта прекрасная,
Еще неясная,
Уже зовет тебя вперед.
Припев:
Нам нет преград ни в море, ни на суше,
Нам не страшны ни льды, ни облака.
Пламя души своей, знамя страны своей
Мы пронесем через миры и века.
(Музыка И.Дунаевского, стихи А.Д'Актиля)
* * *
Шагай вперед, комсомольское племя,
Шути и пой, чтоб улыбки цвели,
Мы покоряем пространство и время,
Мы — молодые хозяева земли!
Припев:
Нам песня строить и жить помогает,
Она, как друг, и зовет, и ведет,
И тот, кто с песней по жизни шагает,
Тот никогда и нигде не пропадет.
Мы все добудем, поймем и откроем —
Холодный полюс и свод голубой.
Когда страна быть прикажет героем,
У нас героем становится любой.
Припев.
(Музыка И.Дунаевского, стихи В.Лебедева-Кумача)
Здесь уместно поставить рядом, для сравнения, не популярные сегодня блатные и вульгарные песенки, а по-современному «содержательные» и с признаками «поэзии»:
Очі сині, очі сині, очі сині.
Сині очі.
Очі сині, очі сині, очі сині.
Сині очі.
И так далее. И вот еще одна:
Цей дощ надовго, надовго, надовго,
Цей дощ.
Цей дощ надовго, надовго, надовго,
Цей дощ.
И так далее.
Писатель Фадеев отчетливо увидел, что молодых патриотов воспитала именно та среда, их характеры сформировало то общество, и он окончательно уверился в истинности сказанного И.В.Сталиным в письме Детиздату при ЦК ВЛКСМ.
Выступив «решительно против издания «Рассказов о детстве Сталина», он отметил искажения, не заслуженные восхваления, и «что автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны... подхалимы». И подчеркнул главное: «книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей... культ личностей вождей, непогрешимость героев». «Теория «героев» и «толпы» есть не большевистская,— писал Сталин,— а эсеровская теория. Герои делают народ, превращая его из толпы в народ — говорят эсеры. Народ делает героев — отвечают эсерам большевики». И Сталин посоветовал «сжечь книжку».
Поэтому А.Фадеев не фантазировал, а писал из жизни. И чем больше он углублялся в фактический материал, тем сильнее поражался исключительностью подвига молодогвардейцев. Чтобы понять ту особенность, нужно пристально всмотреться в историческую даль того погибельного времени...
В жаркое лето 42-го, как и в холодную зиму 41-го, Отечество находилось в смертельной опасности. Под немецкой пятой оказались Прибалтика, Белоруссия, Молдавия, значительная часть России, почти вся Украина. После 250-дневной героической обороны пал Севастополь, в кровавом кольце блокады оставался Ленинград. Красная Армия потерпела тяжелое поражение на Керченском полуострове и под Харьковом, фашистские войска рвались к Северному Кавказу и Сталинграду.
Через Краснодон спешили вырваться из вражеского «мешка» воинские части и беженцы. В пыльном горячем воздухе смешались гул моторов, грохот колес, рев животных, и это массовое, невиданное отступление повергло жителей Краснодона в смятение. В памяти были свежими рассуждения военных о причинах отступления: безволие командиров, страх, паникерство и даже измена.
Когда прогремели взрывы на шахтах, из глубоких балок, заросших колючим терном, потянулись вереницы дезертиров; они бродили по огородам и дворам, выпрашивая милостыню.
Оккупантов встретили хлебом-солью. Притихший в страхе город наполнился чужеземной речью, музыкой губных гармошек, осатанелым лаем собак, предсмертным визгом свиней, криками спасающихся кур.
Самодовольные солдаты с засученными рукавами шныряли по домам, обшаривали сараи, подвалы, сундуки, набивали ранцы приглянувшимися вещами. Европа откровенно демонстрировала «культуру» поработителей — солдаты разгуливали нагишом, справляли нужду на виду у женщин и детей.
Могущество врага было настолько очевидным, что жителей Краснодона ошеломило неимоверное превосходство грозного немецкого войска, усиленного армиями румын, венгров, итальянцев, над отступившими потрепанными частями Красной Армии. Людям казалось, что нет и не может быть силы, способной остановить натиск врага, и они безропотно приняли гитлеровский «новый порядок».
Сотни шкурников, людей с низкой душой, сущие оборотни немедля пошли служить оккупантам, на т.н. казачьем параде поклялись быть верной опорой Гитлеру.
Будущие подпольщики оказались в плотном окружении изменников Родины. К примеру, поблизости нашего дома жили два брата полицаи, следователь полиции Кулешов, отец и сын полицейские, агент по сбору налогов, работница городской управы, директор и мастер молокозавода, казачий атаман и десятки тех, кто с радостью встретил оккупантов. Уже на третий день после скрытного возвращения шахтеров из неудавшейся эвакуации о них узнали в полиции и сразу арестовали.
Юные подпольщики не знали о суровом спасительном приказе №227, известном как приказ Сталина «Ни шагу назад!». В нем прямо была сказана горькая правда о катастрофической обстановке: пора кончать отступление, а потому — «Ни шагу назад!» Это стало приказом и лозунгом. Но если в войсках после этого приказа начали укреплять дисциплину, бороться с паникерами и дезертирами, отстаивать каждый клочок земли, то в оккупированном Краснодоне люди не знали: остановлен ли враг и что вообще происходит в стране?
Молодогвардейцы ничего не слышали и о сентябрьском приказе «О задачах партизанского движения», изданном после московского совещания командиров партизанских соединений и представителей подпольных организаций. Они не слышали вдохновляющих слов журналистов и писателей, политруков и командиров. В оккупированном городе они не могли прочитать статью Ильи Эренбурга, в которой он говорил: «Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. Отныне слово «немец» разряжает ружье. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать».
Они не читали и призыв Константина Симонова, воплощенный в стихотворении «Если дорог тебе твой дом...»:
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял.
...................................................
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
Именно такая ненависть к оккупантам была у молодогвардейцев. Они без слов поэта понимали: «За чужой спиной не сидят, Из чужой винтовки не мстят».
Но их личная месть воспылала не на принципе «око за око, зуб за зуб»: их родственникам фашисты еще не причинили зла. Моя сестра, например, не знала, что нашего дедушку Алферова Федора Васильевича, лесника в Знаменском районе Орловской области, за активную помощь партизанскому отряду Подгорного фашисты расстреляли со всей семьей (9 человек) в июле 1942 года. Не знала она, и что троюродного дядю С.С.Клюзова фашисты закопали живым в числе 32-х шахтеров.
Молодогвардейцы не знали, что 23 августа 1942 года в Сталинграде от немецких бомб погибло более 40 тысяч мирных жителей.
И у них не было частного интереса: они не думали о славе, не рассчитывали на награды. А, как известно, свойство ощущать боль других больше, чем свою, рождает бунтарей. К тому же с 1934 года в школах преподавали гражданскую историю и тем самым вели патриотическое воспитание молодежи. Патриотизм был провозглашен высшей доблестью советских людей. И молодежь задолго до войны пела:
Пусть знает враг итог борьбы великой:
Народ-герой никем не победим!
Мы смерть несем фашистской банде дикой,
Мы от фашизма мир освободим!
Это потом признали пророческими слова Б.Ласкина (музыка братьев Дм. и Дан. Покрасс), а в то время, да еще в оккупации... Но у молодогвардейцев была непоколебимая вера в победу.
И у них был не показной патриотизм; их высокий дух и твердая воля — не вымысел Фадеева. Их самообладание и стойкость при пытках не были бравадой или проявлением отчаяния, а были морально оправданы. Очевидным моральным превосходством над палачами, духовной победой над ними.
Р.Григорьева: Мы, сегодня живущие, способны пойти вот также, безоглядно и бесстрашно, на жертвенный подвиг во имя Родины? Пусть зададут этот вопрос себе и те, кто все эти годы, выполняя свою предательскую миссию, чернит советский период истории, лапает своими грязными руками святые, чистые имена наших героев. Эти перевертыши потому и вершат свой духовный вандализм, что сами никогда во имя Родины не то, что жизнью не пожертвуют (такое им и в голову не придет), даже мало-мальскими удобствами и благами не поступятся, а потому ради этих самых благ отреклись от нашего прошлого [59].
С.Перекрестов: Слава Богу, мы не знали войны. Поэтому мы не можем недооценивать само понятие «подпольная организация» — подпольная, то есть нелегальная, значит, преследуемая. Ведь их за это убили. <...> ...Они тогда не сдались, не покорились, казалось бы, непреодолимой силе. А выступили против нее и победили. Пускай не сразу, а только через два года. Они победили. Но победа не досталась им, они не узнали о ней. Победа досталась нам. Сумеем ли мы оценить ее? Понять ее — такую дорогую цену. Цену свободы. Цену жизни. Цену их жизни, заплаченной за нашу свободу [80].
В.Березин: Толстая книга, написанная советским классиком, стала священным писанием советской молодежной пропаганды.
В этом-то и дело — несколько поколений советских людей учили тому, как надо умирать за Отечество. И миллионам людей тыкали в лицо страшными и горькими историями Олега Кошевого и Ульяны Громовой, Зои Космодемьянской и Александра Матросова. Их спрашивали: «Готов ли ты умереть за Родину? Можешь ли ты умереть за Родину?» И надо было отвечать, будто мальчик в красном галстуке,— готов, всегда готов, могу умереть за Родину, хочу умереть за нее... [55].
Г.В.Свиридов, русский композитор и дирижер: На смену героям Революции, Гражданской войны, героям последующей эпохи... героям войны и послевоенных лет... пришел герой нового послевоенного поколения, «герой-ничтожество», благополучный, полусытый, чрезвычайно самодовольный нуль. Он развязен, нагл и низкопробен в художественном творчестве и развращен во всех смыслах как человек [81].
В.М.: Такому содержательному определению «нового героя» всецело отвечает В.Березин. Фразерством, дешевыми остротами о святая святых, о вечном и священном гражданском долге он самоутвердился в образе «самодовольного нуля». Видно, оттого ему неведомы другие «священные писания»: и «толстые книги», и пьесы, и кинофильмы, и песни. Ну, хотя бы вот это: «Если завтра война, если завтра в поход, если черная сила нагрянет — весь советский народ, как один человек, на защиту Родины станет». Или песенный призыв: «Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой...» И вставали! И потому сегодня в благополучии «самодовольные нули».
Да испокон веков у народов почитаем тот, кто не жалел живота своего, защищая святую отчизну!
И молвил он, сверкнув очами:
«Ребята! не Москва ль за нами?
Умремте ж под Москвой,
Как наши братья умирали!»
Когда-то Лермонтова читали! Сегодня наши космополиты писать умеют, а читать не разумеют.
Четыре столетия назад Патриарх Московский и всея Руси Гермоген в своей проповеди сказал: «Да будут благословенны те, которые идут для очищения Московского государства, а вы, изменники, будьте прокляты!»
А восемь веков назад в половецком походе князь Игорь Святославович сказал дружине: «Братья! Лучше быть убитому, нежели полоненному».
Известная советская писательница Ольга Берггольц правдиво писала о том, что Отечественная война рождала взлет человеческого духа, фронтовое братство, бескорыстный подвиг и самопожертвование.
Народу Руси судьбой предначертано, жертвуя собой, изгонять полчища завистливых и алчных захватчиков. Придет час, и у него снова, по опыту предков, закипит разум возмущенный и опять поведет его в смертный бой.
Продолжение
|