Героям Сопротивления посвящается...
Главная | Страница 2. Сергей Тюленин. | Регистрация | Вход
 
Вторник, 19.03.2024, 13:31
Приветствую Вас Гость | RSS
Меню сайта
Форма входа
Сергей Тюленин.
Страница 2.
 
Аптекарь Р.М., Аптекарь М.Д., Никитенко А.Г.
ОГОНЬ ПАМЯТИ
Луганск, 2008
 
СЕРГЕЙ ТЮЛЕНИН
 
СТРАНИЦА ПЕРВАЯ
 
Мы были всякими, любыми,
Не очень умными подчас.
Мы наших девушек любили,
Волнуясь, мучась, горячась.
Мы были всякими. Но мучась,
Мы понимали: в наши дни
Нам выпала такая участь,
Что пусть завидуют они.
Они нас выдумали мудрых,
Мы будем строги и прямы,
Они прикрасят и припудрят,
И все-таки пробьемся мы!
Павел Коган
 
Эти поэтические строки фронтового поэта, павшего смертью храбрых в 1942 году под Новороссийском, вспомнились не случайно. Подсказала их ровесница Сергея, но ровесница из другого времени и другого поколения - начала XXI века. Выпускница одной из школ Луганщины, Юлия Мышакова свое сочинение, точнее даже сказать, философские размышления, начала словами: «Не все они были пай-мальчиками и пай-девочками. Вот Сергей Тюленин, которого посетил директор школы с угрозой исключить из нее за озорство и хулиганство. Да, с ним пришлось хлебнуть родителям и учителям. Но, видимо, неплохие педагоги были в этой краснодонской школе, если смог этот «не то мальчик, не то маленького роста паренек» отойти от детства, на шахту, а потом стать отчаянным подпольщиком».
А если еще вспомнить собственное публичное признание Сергея через районную газету «Социалистическая Родина» о том, «почемуменя считают неисправимым», то не остается никаких сомнении, что перед нами вовсе не «пай-мальчик». Но Сережка и не нуждается в приукрашивании. Да, он озорной, непоседливый. Мог прыгнуть из окна второго этажа школы, а на уроке выпустить из-под парты голубей - на рад радость всему классу. Но это, по словам его друга Николая Сыщенко, скорее всего от скуки, ему было не интересно: все, что изучалось в их классе он уже давно знал наперед, потому что со своей старшей сестрой Надей учил не свои, а ее уроки и делал это с большим удовольствием.
Но ни в коем случае озорство и шалости нельзя считать главным в его поведении и характере. Все, кто знал Сергея, прежде всего подчёркивают, что да, он был озорным, но никогда не хулиганил. Если подрался с кем или окно нечаянно разбил, обязательно признается. Он запросто мог заступиться за младших и «накостылять» виновному, независимо от возраста. И всё это вызывало только уважение к этому худощавому, небольшого роста, на первый взгляд, не очень приметному, однако очень достойному пареньку. Ведь не случайно Александр Фадеев, знавший о нём всё и полюбивший своего героя всей душой, писал, что у него «орлиное сердце, исполненное отваги, дерзости, жажды подвига».
Сверстники, да и младшие, буквально толпами ходили за ним, во всём подражая и повинуясь ему. У него было много друзей, а самыми «закадычными», пожалуй, Ким Иванцов и два Николая – Камбулов и Сыщенко. Они никогда не расставались. «Вместе ели и спали (он у меня или я у него), - вспоминал Камбулов. – Учились в одной школе». А семья Сыщенко какое-то время жила в домике-землянке Тюлениных, пока строила свою «мазанку», чему ребята были чрезвычайно рады. Даже спустя годы Николай Иванович вспоминал о том незабываемом времени с волнением и благодарностью: «Ежедневно хлебали из одной миски, спали под одним дырявым одеялом, все шалости и забавы только совместно, все школьные годы за одной партой».
В школу отправлялись вместе. Книг Сергей никогда не носил, тетради обычно торчали из-за пояса брюк, ручка - в кармане. За ними сразу же пристраивались другие «шанхайские» ребята («Шанхаем» на­зывали старый район города). Шли, разговаривали. Младшие только прислушивались, боясь пропустить что-либо интересное.
Разговор шел о разном. Сергей любил рассказывать всякие ис­тории из прочитанных книг, а читал он много, запоем, без разбору - что попадется. Говорили о новинках техники и о том, как можно использо­вать их для создания простейших моделей, например, самолетов или «летающего змея». Рассуждали об авиации и летчиках-испытателях, имена которых тогда были у всех на слуху. Начитанности, осведомлен­ности Сергея можно было позавидовать. «Как ни странно, но из уст Сережи мы впервые узнали о полете Валерия Чкалова из Москвы в США «Ванкувер».
И, конечно, обязательно речь касалась голубей, потому что лучше «тюленинских» в Краснодоне не было. Сергей был заядлым голубятником, И П0ЛУЧИТЬ пару молодых породистых выводков из его арсенала считалось большой удачей.
Семь Тюлениных была большой: сводные братья и сестры по отцу и по матери и он, Сергей, единственный общий сын у Гавриила Петровича и Александры Васильевны. Старшие дети уже давно повзрослели и покинули отчий дом, хотя его никогда не забывали, а между собой всегда поддерживали хорошие отношения.
Все в семье любили младшего. Никто не притеснял, не покрикивал. Поругивали, разумеется, за озорство в школе, да и то все как-то быстро улаживалось и о его проделках забывали - до следующего вызова родителей в школу или до появления учителя дома.
Может быть, потому он и рос вполне самостоятельным, уверенным в себе человеком, умел ценить собственное достоинство и уважать достоинство других.
Сергей увлекался всем: художественной самодеятельностью (танцевал, играл на балалайке в струнном оркестре), занимался спортом - футболом, легкой атлетикой. «Мы подолгу не слазили с турника клубе имени Горького, - вспоминал Камбулов, - учились крутить солнцеце», как тогда называли этот популярный оборот».
Но самым серьезным увлечением была авиация. Сергей давно и окончательно решил для себя, что непременно станет летчиком. Об этой его тайной мечте знали только близкие друзья. Только с ним мог поделиться секретом, что начал уже тренироваться в прыжках «будто бы парашютом». Это была обыкновенная простыня, а прыгал с крыши своего дома, благо, этот домик-землянка небольшой высоты. Однако не обошлось без приключений. В один из неудачных прыжков он потерял половину переднего верхнего зуба. А его прыжок со второго этажа школы на глазах всех учеников - это, пожалуй, демонстрация уже достигнутых результатов. Но какой восторг окружающих! Так разве это озорство? Это отвага, это подвиг в глазах всех ребят и девчат.
А вообще, считал Коля Сыщенко, «триумфальные подвиги» советских летчиков тогда, в мирное время, просто вскружили головы всему молодому поколению. Все с восторгом говорили о Чкалове о лётчиках-полярниках, спасших папанинцев. Это были необычайно смелые и мужественные люди, примеру которых подростки и юноши хотели следовать неукоснительно и поэтому мечтали только об авиации. Не прошло все это бесследно и для Сергея. Час его настал, и в 1940 году, собрав необходимые документы, он поехал сдавать экзамены в Ворошиловградскую школу ВВС.
«Нас ехало из Краснодона человек 15-16, но прошли по медицинской комиссии только двое – я и Володя Ходов, - рассказывал Николай Камбулов, который впоследствии стал-таки летчиком. - У Сергея подвело зрение. Уже позже, когда я приезжал в отпуск, мы с ним уезжали в школу вдвоем, за что и попадало нам от родителей, так как они (тоесть моя мать и Тюленина) приезжали за ним в Ворошиловград и забирали обратно.
«Нас ехало из Краснодона человек 15-16, но прошли по медицинской комиссии только двое – я и Володя Ходов, - рассказывал Николай Камбулов, который впоследствии стал-таки летчиком. - У Сергея подвело зрение. Уже позже, когда я приезжал в отпуск, мы с ним уезжали в школу вдвоем, за что и попадало нам от родителей, так как они (тоесть моя мать и Тюленина) приезжали за ним в Ворошиловград и забирали обратно.
Да, мы с удовольствием ели из котелков вместе с курсантами кашу и щи, и как все это нам казалось вкусно.
Ходили в авиамодельный кружок при Доме пионеров. Родители нам пошили кители по форме, и мы их носили с огромным удовольствием».
Таким знали Сергея Тюленина до «Молодой гвардии».
 
 
Струнным оркестром, в котором участвовали Виктор Третьякевич и Сергей Тюленин, руководил Владимир Кузнецов. В начале войны ушел на фронт, вернулся Героем Советского Союза. Посетил музей, подарил этот снимок и буквально в двух словах рассказал его историю.
2 мая 1939 года, после праздничного выступления небольшой группой возвращались домой. Решили сфотографироваться. Фотограф предложил на выбор декорацию и одежду. Сергею понравился черкес­ский костюм.
 
СТРАНИЦА ВТОРАЯ
 
Потом у него появились новые друзья и товарищи. Большинство из них были знакомы и ранее, но теперь приходилось узнавать друг друга совершенно с иных позиций. Сергей хорошо знал и уважал Виктора Третьякевича, потому что он тоже «шанхайский» и учился в той же шко­ле, но только чуть постарше и без озорства, посерьезнее - все-таки комсорг школы. В подполье оба они состояли членами штаба, хотя выполняли совсем разные функции - в силу своих способностей и особенности характера. Часто встречались в клубе имени Горького. Сергей записался в струнный кружок, которым руководил Виктор. Кружки художественной самодеятельности – это лишь видимая часть работы его участников. Более важная и опасная была скрыта от постороннего глаза. О ней не могли и не должны были знать другие ребята, также посещавшие репетиции. Поэтому, если в кабинете директора клуба, а им был Женя Мошков, собиралась небольшая группа для решения эстреннных вопросов, то обязательно выставлялись «дежурные».
Сергей неплохо знал Стёпу Сафонова, Валю Борц, Радика Юркина, с которыми теперь был связан особыми узами.
«Я был самым младшим из восьми ребят, которые под руково­дством Тюленина начали собирать оружие и патроны. Мы еще не совсем ясно представляли себе, когда и как будем применять оружие, но твёрдо знали одно: нельзя в такое время бездействовать!» (Радий Юркин).
«Это был очень настойчивый человек, он всегда добивался того, чего хотел. Сильный характер - такого не согнешь. И его не согнули… Как хорошо и тепло было с ним, как радовался он удаче как выпрямлялся, когда надвигалась опасность. Смелый и предприимчивый, он был нашим любимцем» (Валерия Борц).
Сергей и его «пятерка» оказывались всегда там, где 0паснее. «Сережа - человек дела, - вспоминала Нина Иванцова. - Не любил хвастунов, болтунов и бездельников. Он говорил: «Ты лучше сделай, и о твоих делах пускай расскажут люди».
Очень тепло и уважительно отзывались о нем его боевые соратники, оставшиеся в живых. В своих выступлениях, публикациях они неоднократно говорили, что такого же высокого мнения о бесстрашном Сережке были и те, кто шел с ним ежедневно, ежечасно на опасные задания, но кто о нем уже никогда не сможет ничего сказать.
Обычно он руководил всей операцией, но перед каждым стояла конкретная задача, от выполнения которой зависел успех всего дела. А кроме того, каждый знал, что доверием своего командира нужно дорожить особо, потому что тот уважал людей решительных и деятельных и никому не хотелось в глазах Сергея выглядеть иным, не достойным его внимания. Удивляться нечему. Ведь самому командиру «пятерки» толь­ко пару месяцев назад исполнилось 17 лет, его ребятам столько же или чуть поменьше. А дух героизма, романтики для них был превыше всего.
«Честный и до безрассудства смелый, он нередко на свой риск где-то взрывал немецкие машины, портил связь, действовал активно, соображаясь с обстоятельствами. Сердце его кипело, он был яростным мстителем, и надо сказать, что делал он все хорошо, умело, ловко. Бы­вали случаи, что штаб останавливал его намерения, слишком горяч и нетерпелив был Тюленин» (Георгий Арутюнянц).
Об этом «недостатке» Сергея говорил и Василий Левашов: «Сер­гей Тюленин был несколько озорной парень, очень активный, энергич­ный. Он никогда не заботился об осторожности. И нам неоднократно приходилось за это его предупреждать... Его энергии хватило бы, на­верное, на троих подпольщиков. Но все это досталось одному».
Сергея высоко ценил командир «Молодой гвардии», прекрасно
понимая, что такому неустрашимому и отважному человеку можно довериться. Он не подведет, самое сложное задание выполнит быстро и с отличным результатом, а на заседании штаба предложит нечто неординарное, что вначале заставит присутствующих задуматься, выполним ли его план, а потом уже получит поддержку.
В Отчете о проделанной работе Иван Туркенич многократно называет имя этого юноши, когда речь идет об осуществлении ответственных акций: поджоге биржи труда, сборе оружия, водружении красных флагов над оккупированным городом. Об одном из таких зпизодов он рассказывал так:
«В один прекрасный ноябрьский день я увидел, что румыны гонят большое количество рогатого скота в сторону Ровеньков, а охрана была небольшая - 6 чел. Решил безнаказанным не оставить, так как скот гнали по дороге на Ровеньки, следовательно, за Шевыревкой их можно встретить. И так как я должен был в скором времени явиться на заседание штаба, поэтому я решил немедленно отыскать кого бы то ни было из ребят и поручить провести эту операцию. К счастью, Сергей Тюленин, Остапенко, Осьмухин и Фомин подвернулись под руку. Я вкратце Сергея посвятил в дело, предупредив о выгодном моменте для нападения. Приказал вооружиться и немедля выскочить вперед. К вечеру Сергей доложил о положительном исходе нападения, что охрана побита и скот разогнали. Оружие сдано в склад».
«Черная биржа», как называли биржу труда краснодонцы, занималась мобилизацией населения на работу в Германию. К началу декабря здесь были подготовлены списки двух тысяч человек, в основном молодых людей. Повестки получили и многие молодогвардейцы.
Штаб «Молодой гвардии» принимает решение сжечь биржу, поручив это Сергею Тюленину, Любе Шевцовой и Виктору Лукьянченко. Ещё засветло молодогвардейцы засели в густом кустарнике, примыкающем к западной стене здания. А когда наступила темнота, подожгли его в трех местах. Вскоре здесь появились полицейские, попытавшиеся сразу же организовать тушение пожара. Они приказали жителям носить ведрами воду. Те выполнили приказ, но делали все медленно и неохот­но, с нескрываемой радостью наблюдая за происходящим. Как вспоминают старожилы, здесь видели с ведром в руках и Сережку. Что уж в тот момент они подумали, можно только догадываться, потому что правду узнали лишь потом.
 
СТРАНИЦА ТРЕТЬЯ
 
Вот еще один месяц из жизни Сергея Тюленина, последний, - январь 1943 года.
После первых арестов Сергей ушел из города, пытаясь перейти линию фронта, был ранен в руку. 25 января измученный и голодный возвратился домой... и вскоре попал в фашистские застенки. Его предали. Родственники считают, что это сделала соседка по наущению полиции. Она зашла в дом, когда, кроме старика и маленького (год и три месяца) племянника Сергея, никого не было. Мальчонка пополз в комнату, где лежал его любимый дядя, протягивая к нему ручки и смеясь. А она стала спрашивать несмышленыша: «Где дядя? Там?» и указала на комнату. Малыш закивал головой и заплакал. Она быстро туда. Старик думал, что не заметила. Но в тот же день Сергея забрали. Вполне возможно, что родственники правы: взяла женщина грех на душу. Её не стало в городе сразу же после освобождения от фашистов. Говорят, она понесла наказание... Вполне заслужила горькую участь.
Следом арестовали и Александру Васильевну. «В дверях камеры было маленькое оконце. Утром я подошла к двери, в них, может, Серёжу увижу. И правда, ведут моего сыночка. Одной рукой завивает чубок свой, другая рука на перевязи, сам бледный, а под глазами синяки. И вскоре заиграл патефон, а я думаю, понятно, зачем завели музыку. Бить начали Сергея. А на третий день вызывают меня...»
Потом его пытали на глазах у матери. Избивали, загоняли в рану раскаленный шомпол, ломали пальцы... Но он «не проронил ни слова о пощаде и не выдал никого из молодогвардейцев, - это уже свидетель­ство палача, начальника краснодонского жандармского поста. - От него ничего так и не добились. После пыток я отдал приказание расстрелять Тюленина. Мы удивлялись, как могла у еще молодого человека вырабо­таться такая крепкая воля. По-видимому, презрение к смерти породило в нем твердость характера».
 
* * *
 
ПОЧЕМУ МЕНЯ СЧИТАЮТ НЕИСПРАВИМЫМ
 
Мое поведение испортилось потому, что на меня мало обращали внимания в школе и дома. Я перестал готовиться к урокам, пропускал занятия в школе. До позднего вечера ходил по клубам, научился хулиганить. Часто бросал камни в окна и двери клуба, когда нас не пускали в кино, не слушался родных, грубиянил и часто домой не приходил. Но таким, как я, мало уделяли внимания в школе. Наш классный руководитель теперь каждый день с нами беседует и помогает исправить наши ошибки. Я знаю, что делал нехорошо и обязуюсь исправить свое поведение и не быть в числе отстающих, доказать своим товарищам по школе, что у нас плохих нет. Возьмусь за учебу, буду внимательно слушать уроки, аккуратно выполнят домашние задания и стану таким, каким должен быть пионер.
 
Ученик школы № 4 Тюленин Серёжа
Газ. «Социалистическая Родина». 22 марта 1938 года


 
Из архива Дмитриевой Т.В.
КИМ ИВАНЦОВ
 
Конные разъезды милиции, светомаскировка, слухи о шпионах, - вот это, внезапно ворвалось в нашу жизнь, сделало её совершенно непохожей на прежнюю. Третьего августа Сергей прибежал ко мне в четыре часа утра.
-Больницу привезли раненых! – выпалил он, едва переводя дух.
Мы выскочили на улицу. Нарвав в полисаднике цветов, что есть духу пустились к больнице.
Санитарный эшелон стоял на ближайшей к больнице железнодорожной ветке. Несмотря на ранний час, народу собралось много. У большинства в руках цветы, фрукты, узелки с домашней снедью.
-Как там? – тревожно спрашивали краснодонцы.
-Пока отступаем, - отводя глаза в сторону, тяжело вздыхает боец с забинтованными руками.
-Вот именно пока, - подчеркнул его товарищ.
А третий, на носилках, весь в бинтах, заскрипев зубами, уверенно добавляет: -Как не рвутся сволочи, а наш народ не сломить.
Один из врачей, как видно старший, забравшись на кабину автомашины, поблагодарил жителей за тёплую сердечную встречу, попросил освободить дорогу и не мешать работать. Толпа на миг замерла, словно решая, что ей следует делать. А потом, без всяких понуканий, торопливо попятилась назад, образовав широкие коридоры, ведущие к вагонам. Многие жители тут же принялись помогать разгрузке и транспортировке раненых, наперебой приглашали легкораненых к себе домой. Тяжелораненых выносили на носилках, и на каждые носилки краснодонцы клали букеты цветов.
После организации в Краснодоне военного госпиталя мы с Сергеем часто бывали в нём, помогали медсёстрам, читали раненым сводки Совинформбюро, газеты, книги. Бегали на базар за самосадом, рассказывали о городе и о своей жизни. Писали письма: короткие родным, длинные, обязательно со стихами – девушкам. На какое-то время раненые забывали о своих страданиях, горестях, первых утратах. Сергей сдружился со старшиной, фамилию которого я уже не помню. Это был совсем ещё молодой крепыш, мастер парашютного спорта, окончивший перед самой войной лётное училище. Старшина рассказывал нам множество фронтовых историй и очень беспокоился, что Сергей решил оставить школу.
-По всему видать, война будет длительной и жестокой, - задумчиво говорил раненый лётчик, - однако закончится она непременно нашей победой. В этом никто не должен сомневаться. Мы справимся с фашистами, а вы должны учиться…
Сергей слушал внимательно, не перебивая. Когда старшина откидывался на подушку и умолкал, он тихонько подходил к изголовью и негромко, но уверенно говорил:
-Да вы не волнуйтесь. Я буду учиться. Обязательно буду…
На Ворошиловградском шоссе день и ночь скрипят подводы беженцев, пылят стада угоняемого скота, сигналят автомашины, нагруженные различным имуществом эвакуированных учреждений. Иногда в этот поток вливаются воинские части, автомашины с ранеными. Все торопятся, стараясь обогнать друг друга.
В Краснодоне началась эвакуация. Воинские части буквально наводнили город, увеличив, как казалось, наши шансы попасть на фронт.
Но так только казалось. Как говорил Сергей, «никто нас не хочет понять». Наконец пустили в ход последнее средство – широкораспространённую хитрость мальчишек: прибавили себе по несколько лет. Но если, глядя на мой высокий рост, некоторые командиры нет-нет, да и задумывали «может ему действительно почти восемнадцать?» - то небольшой худенькой фигуре Тюленина не могли помочь никакие прибавки.
И вот однажды моя сестра Нина сказала, что Валя Герман просила нас зайти в райком комсомола. Не мешкая, направляемся к знакомому серому зданию. За столом, заваленным бумагами, сидели двое военных, в петлицах гимнастёрок у каждого поблёскивало по шпале, на рукавах были нашиты плетёные звёздочки. Как позже мы узнали, это были работники штаба 18-й армии, старшие политруки Коробов и Попов. Один из них, оторвавшись от бумаг, поднял на нас красные воспалённые глаза.
-Вы к кому, ребята?
-Валя сказала, чтобы мы сюда зашли…
-Ах, Валя… - неопределённо произнёс политрук.
-Если Валя, тогда садитесь, ваши фамилии Тюленин и Иванцов?
Мы удивлённо п5ереглянулись и согласно закивали.
-Так, так, - над чем-то раздумывая, старший политрук чесал затылок, потом вновь обратился к нам:
-По сколько же вам лет?
-Мне шестнадцать, - торопился Сергей.
-Н-да, - не густо, - политрук разочарованно и, как мне показалось, недоверчиво поднял брови.
Тюленин говорил правду, но худой и невысокий, он выглядел моложе своих лет.
-Ну, а тебе?
Я был на год моложе Сергея. Однако быстро сориентировался, выпалил не моргнув:
-Через месяц будет восемнадцать.
-А если точнее, без вранья?
Небольшая пауза раздумья, а затем как обухом по голове:
-Что ж, можете идти. Да-да, идите – вышла ошибка…
Так и не узнали мы тогда, что эти военные и что от нас было надо.
На следующий день меня снова вызвали в райком. Я шёл с надеждой встретить там Сергея. Но его там не оказалось. Длинная, даже очень длинная беседа с политруком. Не буду описывать. Скажу только, что на этой беседе присутствовали первый секретарь Краснодонского райкома партии Василий Кондратьевич Мульга (так написано в документе, имеющемся у меня – Е.К.) и заведующий военным отделом райкома Алексей Григорьевич Берестенко. Мне предложили работать в подполье в случае, если Краснодон будет оккупирован. И попросили привлечь к этой работе также Тюленина.
-Возьмём, обязательно возьмём. А пока и своему другу о сегодняшней беседе ничего не говори, никому ни слова.
Осенью 1941 года в ожесточённых боях частями Красной армии и партизанским отрядам Донбаса удалось задержать фашистов. Однако немецкая армия по-прежнему имела перевес в живой силе и технике. Это побудило командование бросить на фронт партизанские отряды, сформированные на ещё неоккупированной территории Донбаса. Попал зимой 1941 года на фронт Краснодонский партизанский отряд (командир И.Е.Кожанков, комиссар А.Г.Берестенко), бойцом которого мне посчастливилось стать.
На фронте мы вели разведку, уничтожали связь противника, его огневые точки. Приходилось также вместе с частями Красной Армии удерживать отдельные участки обороны, отражая ожесточённые атаки гитлеровцев. В связи с прибытием на фронт пополнения и стабилизации обороны на нашем участке весной 1942 года было решено отозвать с фронта партизанские отряды шахтёров и направить их на восстановление угольных шахт.
Был отведён в тыл, а затем расформирован и наш отряд. Я перешёл в истребительный батальон, который располагался в Краснодоне. А вскоре в Кракснодон возвратился со строительства оборонительных сооружений под Ворошиловградом Сергей Тюленин. Так летом 1942 года оба мы оказались в родном городе.
То были тревожные дни. Под натиском превосходящих сил врага Красной Армии 23 июня отошли на Харьковском направлении. В Краснодоне началась вторая эвакуация. В глубине души каждый чувствовал, что надвигающаяся на город буря закружит и нас в своём смертельном вихре. И кто знает, доведётся когда-нибудь ещё вот так бродить по краснодонским улицам.
-Говорят, в вашем отряде был боец с одной рукой. Правда это? – спросил Сергей.
-Правда, - ответил я.
Я подробно рассказал другу о замечательном человеке, коммунисте Иване Васильевиче Шевцове. Кто знает, может быть пример Шевцова и других краснодонских коммунистов, которые по состоянию здоровья не подлежали мобилизации в Армию, однако не оставались в стороне от великой битвы, ещё тогда до оккупации Краснодона, заронили в душу будущего молодогвардейца семена партизанской борьбы, которые позже дали буйные всходы.
Тюленин буквально умолял помочь ему вступить в нашу часть. Но что я мог сделать, если командир, взглянув на неказистую фигуру Сергея, отказался категорически. Вспомнили школу, учителей. У райкома комсомола остановились. Помолчали. Потом пошли дальше. Я сказал:
-Помнишь у Островского:
«Самое дорогое у человека – это жизнь. Она даётся ему один раз…»
-И мы проживём её так, - перебил меня Сергей, - что не будет стыдно ни нам, ни нашим отцам. Никто не скажет о нас, что в дни, когда над Родиной нависла смертельная опасность, мы забились в нору, вход в которую заставлен щитом с надписью: «Не трогать – дети!»
Я пристально посмотрел на друга и в упор спросил:
-Так что же ты всё-таки решил?
-Остаюсь в городе, - ответил он, - не таращи так глаза. В армию, сам знаешь, попасть не удалось. В Ташкенте же, хотя и говорят это гостеприимный город, мне делать нечего… Кое с кем из ребят я уже поговорил. Они тоже не собираются сидеть сложа руки. Мы будем бороться!
Он говорил отрывисто, взволнованно. Крепко пожав другу руки, мы распрощались. К4ак оказалось, навсегда. 19 июля 1942 г. я вместе со своей частью ушл из Краснодона, а 20 июля в город ворвались фашисты.
 
 
Из архива Дмитриевой Т.В.
Н.А.ТЮЛЕНИНА
 
Жадный до жизни, неистовый в борьбе. Сережа рос уди­вительно живым, деятельным мальчишкой. Когда он был ма­леньким, он по пути в кино (тогда еще демонстрировались немые фильмы) задавал, тысячи "почему?" С возрастом эта его любознательность не прошла, как зачастую бывает с детьми.
Купили ему однажды на день рождения кожаного коня. Он несколько раз переспрашивал меня:
- Что у коня внутри?
И по своему обыкновению настаивал, чтобы при ответе я смот­рела ему в глаза. Мнe было немного годков. (Я старше его из пять лет), и я сказала, что внутри у него сердце , лег­кие и тому подобное. Помню, после того ответа его настой­чивые вопросы и удивительные глаза, которые постоянно как бы смеялись. Но в тот момент я не предала его настойчивости особого внимания.
Вернулась с работы. Слышу крики. Сестра предупреждают: -Не заходи пока в квартиру, а то достанется от Сережи.
А по всему дому несется:
- Обманула! Обманула!
Оказывается, Сережа не поверил мне и разрезал новень­кого красивого коня. Конечно, уличил меня в обмане. Вот это какое-то обостренное чувство нетерпимости к неправде, к несправедливости, стремление самому докопаться до истины было важнейшей чертой характера Сережи.
Семья у нас большая: одиннадцать ребят. Старший наш брат, Сергей, был одним из руководителей комсомольской организации Незовки. Его казнили белогвардейцы. Вчесть его и был назван младший брат.
Одно время он хотел стать пограничником, как брат ко­мандир-пограничник Василий. Брат писал ему, что для этого нужно хорошо учиться, быть сильным и ловким. И Серёжа увлекся спортом. Потом его героем стал Чкалов, и Сережа ре­шил посвятить себя авиации. Даже ездил поступать в училище, но по малолетству не был принят.
У него был жадный интерес к жизни. Всё схватывал буквально не лету. Он хорошо рисовал, пел, до школы уже бегло читал. Всё у него в руках, горело, любил разные ремёсла. Был Серёжа одним из организаторов всех мальчишеских затей, особенно часто играл в чапаевцев. Он замеча­тельно плавал, занимался на турнике, боксировал. Кто знает, кем бы стал Серёжа, если бы не война. Фашисты ра­зом перевернули нашу мирную жизнь. Серёжа пошел работать на шахту, видя что многие мужчины ушли на фронт. Перед приходом гитлеровцев помогал взрывникам. В самый последний момент очень помог нам, работникам госпиталя, разместить раненых у жителей города. Это многим спасло жизнь.
Одной из первых диверсий Серёжи был поджог бани с гитлеровцами. Затем взрыв моста через Каменку. В вентиляционном штреке он обучал ребят стрелять.
Так и вошёл Серёжа в "Молодую гвардию" смелым и решительным, горячо любящим Родину, готовим в борьбе с оккупантами отдать свою жизнь. Он был в курсе всех дел в городе, хорошо знал повадки врага9 обладал удивительной способностью проникать всюду и узнавать решительно обо всём. Это помогло в жестокой борьбе.
Несколько слов скажу о последнем дне перед уходом из Краснодона и последующих событиях. Начались аресты. Дома нам оставаться было нельзя. Решили спрятаться тогда у старшей сестры Наташи или у её соседки тети Моти, с которой мы дружили. У сестры, как выяснилось, в засаде уже находилась полиция. Серёжа остался за сараем, а я подошла к дому тёти Моти, тихонько стукнула в окно. На пальцах она спрашивала сколько нас, одна или двое. Ма­шет рукой: входите. Мы не заставили себя ждать, дверь была уже открытой. Не зажигая света, тётя Мотя отодвинула стол, открыла крышку подвала. Мы туда опустились. Стол был задвинут на место.
Той же ночью мы, простившись с мамой, покинули го­род. В селе Белом уже начали волноваться за Серёжу: что-то долго не приходил. И вот появляется, в полушубке, подпоясанном толстой верёвкой, за неё заткнут топор. Смеётся и показывает пропуск.
Перешли линию фронта. Трудно писать о радости встре­чи со своими. Привели нас к начальнику штаба. Серёжа показал удостоверение члена "Молодой гвардии". Зная рас­положение обороны гитлеровцев, он помог танкистам совер­шить удачный рейд в их тыл. Определили его разведчиком, а нас с Дорой медсестрами к пулемётчикам. Не раз Серёжа добывал ценные сведения, дважды был ранен, но оставался в строю. Его все беспокоила судьба родных и друзей. Пошёл в Краснодон. Там о нём донесли полицаи, и он был схва­чен.
...Нас, родных Сергея, всегда, волнует светлая память о нём советских людей и наших друзей в зарубежных -странах. Он зачислен во многие производственные бригада, и сейчас, после своей гибели, как бы находится вместе с нами, со своим народом.
 
(Большая благодарность Дмитриевой Татьяне Васильевне!)
 

 
Благодарим за это фото Левина Владимира Борисовича!
 
Памятник Сергею Тюленину на его родине - в селе Кисилево Новосильского района Орловской области.
 
Продолжение
Поиск
Архив записей
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz

  • Сайт создали Михаил и Елена КузьминыхБесплатный хостинг uCoz