Героям Сопротивления посвящается...
Главная | Страница 8 | Регистрация | Вход
 
Вторник, 19.03.2024, 11:48
Приветствую Вас Гость | RSS
Меню сайта
Форма входа
Страница 8
 
Продолжение повести З.Т.Главан "СЛОВО О СЫНОВЬЯХ".
 
В ОСВОБОЖДЕННОМ КРАСНОДОНЕ
 
Немцы с лихорадочной поспешностью воз­водили укрепления, устанавливали пушки, пу­леметные гнезда. Вокруг нашего дома стоя­ли ящики со снарядами, и мы с опаской про­ходили мимо них.
В восемнадцати километрах от Краснодо­на, в Большом Суходоле, не умолкая греме­ла артиллерийская канонада. По улицам го­рода днем и ночью шли немецкие, румынские, итальянские войска. На грузовиках, мотоцик­лах, подводах везли раненых солдат и офице­ров. Закутанные в одеяла, женские шали, шерстяные кофточки, с обмороженными рука­ми и ногами, уныло брели солдаты хваленой гитлеровской армии, похожие на грабителей с большой дороги. С озлоблением набрасыва­лись они на безоружных мирных жителей, забирали скот, птицу, последние продукты.
Это не походило на организованное отступ­ление на новые позиции, как заявляло о том немецкое радио, это было позорное бегство.
У нас каждый день, а то и несколько раз в день менялись постояльцы. Немного отдох­нув, угрюмые, злые немцы садились в маши­ны и спешили покинуть город.
Наступление войск Красной Армии было столь стремительным, сила их ударов столь велика, что немцы окончательно смешались.
Рано утром четырнадцатого февраля, оглу­шительно тарахтя, к нашему дому подкатил мотоцикл. С него соскочил немец, вбежал в комнату, где спали гитлеровцы, и что-то крик­нул. Послышалась возня, ругань. Немцы по­спешно одевались, хватали оружие и выбегали на улицу, не забыв закутаться в платок или одеяло.
Когда все стихло, я вышла во двор. Весь город проснулся. Повсюду слышались крики и ругань немцев, урчание машин, ржание ло­шадей.
Из соседнего дома зашла к нам Таисия Прокофьевна.
— Отступают, паразиты! — гневно сказала она. В глазах ее блестели слезы. — Деточки наши бедные не дождались этого счастливого часа. А ведь так немножко осталось...
Вместе с немцами удирали и их прихвост­ни — полицейские. К нам во двор ворвались двое. Белых повязок на рукавах у них уже не было. Услышав, что они спрашивают роди­телей Бориса Главана, я вздрогнула. «Убьют!» — мелькнула мысль. Но полицейские только перетрясли пустые чемоданы, обшари­ли пустой буфет, и, сорвав от злости наволоч­ки с подушек, ушли, чертыхаясь.
Совсем близко шел жаркий бой. И вдруг наступила тишина. Город опустел.
В напряженном ожидании мы толпились у ворот. И вот шариком скатился с горы какой-то подросток.
— Наши танки в городе, — кричал он, за­дыхаясь. — Идите на Садовую...
Захлебываясь от радости, побежали мы к центру города. Там уже собралось много лю­дей. Плотным кольцом обступили они совет­ских воинов. Ветер доносил до нас приветст­венные возгласы и крики «ура». Бойцы спры­гивали с танков и тотчас попадали в объятия краснодонцев. Осиротевшие матери сквозь слезы рассказывали о зверствах немцев, о геройской смерти замученных палачами комсо­мольцев-подпольщиков.
— А где эта тюрьма? — спросил командир танка. — Может, в ней еще люди томятся.
Узнав адрес тюрьмы, он прыгнул в люк и повел машину туда. Толпа двинулась за ним.
Тюремный двор был усеян трупами. Это немцы в последний момент расстреляли воен­нопленных. В камерах тоже лежали трупы, об­рывки окровавленной одежды.
С ужасом переходили мы из одной каме­ры в другую, всматривались в надписи на стенах, в куски одежды, надеясь хоть что-ни­будь найти от наших детей. Как тяжело было нам тогда! На двери узкой и тесной, как гроб, камеры я увидела нацарапанную надпись: «Взят четвертого января 1943 года. Борис Главан». Здесь в сырой холодной камере, с крохотным, в железной решетке оконцем под самым потолком, провел он свои последние дни. Плохо ему тут было. Ох, как плохо! И меня не было с ним в эти самые тяжелые минуты. Не было... Глядя на родной почерк сына, я плакала.
Плач доносился и из других камер. Вот на стене густо очерченное углем сердце. В овале четыре фамилии: Бондарева, Минаева, Громо­ва, Самошина.
Рядом надпись: «Погибли от рук фаши­стов 15/1-43 г. в 9 часов ночи».
Около окна рукой Ули Громовой четко вы­ведено:
 
Прощайте, мама,
Прощайте, папа,
Прощайте, вся моя родня,
Прощай, мой брат любимый Еля,
Больше не увидишь ты меня.
Твои моторы во сне мне снятся.
Твой стан в глазах всегда стоит.
Мой брат любимый, я погибаю,
Крепче стой за Родину свою.
До свидания.
 
От бывшего здания полиции мы все по­шли к шахте № 5. Нет, не шли мы — бежа­ли. Ноги сами несли нас туда. Что мы там увидели! Много лет прошло с тех пор. Но так же ноет душа, так же ясно стоит все это перед глазами. Видно уж, и в могилу унесу я эту боль и это видение.
У подножия террикона разрушенной шах­ты зияла черная пасть шурфа. Вокруг валялись куски одежды, шапки, валенки. Снег алел кровью мучеников. Прилегающая к шур­фу стена также была в крови.
Ночами 15, 16, 31 января 1943 года гитле­ровцы и их приспешники вывозили к шурфу шахты № 5 арестованных руководителей пар­тийно-комсомольского подполья, молодогвардейцев. Их ставили у края шурфа и расстре­ливали, а некоторых сталкивали в пропасть живыми.
И у самой смертной черты подпольщики были так же непреклонны, как и на допросах. Пример стойкости показывали коммунисты. Из следственных материалов по делу предателей мы узнали о том, как мужественно держались Ф. П. Лютиков и Н. П. Бараков. Коммунист ленинского призыва инспектор по селу Краснодонского райкома КП(б)У С. Г. Яковлев со связанными руками, с поднятой головой сам подошел к стволу шахты и крикнул во весь голос: «Умираю за партию!» Его столк­нули в шурф живым.
Чтобы скрыть следы преступлений, палачи завалили шурф железом, забросали камнями. Несколько дней из-под земли слышались стоны...
Только одному из молодогвардейцев уда­лось спастись — Анатолию Ковалеву. Рослый, здоровый, он еще нашел в себе силы для того, чтобы развязать руки и убежать. Охран­ники открыли стрельбу из автоматов, но Ко­валев сумел скрыться. Его, окровавленного, укрыл у себя старый шахтер, вылечил. Дальнейшая судьба А. Ковалева неизвестна...
Над зданием горисполкома взметнулся красный флаг. Глядя на него, шахтеры с гор­достью вспоминали об отважном поступке мо­лодогвардейцев, дерзнувших в черные дни ок­купации вывесить красные флаги в праздник Октября..
Потом... Потом начались для меня дни сплошных кошмаров...
Несколько дней извлекали из шахты тру­пы молодогвардейцев. В бадье поднимали их из глубины шахтного колодца. Юноши и де­вушки были так изуродованы, что их нельзя было узнать. Только по остаткам одежды уз­навали мы своих сыновей и дочерей.
Двадцать седьмого февраля мы опознали Бориса. Не могу я писать об этом, дорогие мои, не могу...
Похоронили молодогвардейцев 1 марта 1943 года в братской могиле, в самом центре Краснодона — в парке имени Комсомола.
На похороны пришли сотни людей из го­рода, поселков и хуторов. Пришли бойцы воинских подразделений, участвовавших в осво­бождении Краснодона, пришли боевые друзья погибших, одними из первых ворвавшиеся в город, чтобы освободить своих товарищей. Среди них Жора Арутюнянц, Нина и Оля Иванцовы, Валя Борц, Радик Юркин. Поздно они пришли... поздно...
Разрывая сухой морозный воздух, грянул салют. У свежего могильного холма замер по­четный караул. А на душе было так пусто, так одиноко...
На могиле героев был поставлен времен­ный деревянный обелиск.
Любу Шевцову гитлеровцы арестовали в Ворошиловграде. Они давно разыскивали ее как советскую радистку. Продержали ее в Краснодоне до 31 января, а в феврале вместе с Виктором Субботиным, Дмитрием Огурцовым и Семеном Остапенко отправили в Ровеньки, в окружную жандармерию. За день до бегства немцев из Ровеньков многих совет­ских патриотов фашисты расстреляли в Гре­мучем лесу. В их числе были и молодогвар­дейцы.
В одной из камер, в углу, на стене нашли надпись, сделанную Любой Шевцовой: «Мама, я тебя сейчас вспомнила. Твоя Любаша. Про­шу простить меня. Взяли навеки. Шевцова».
Пусть никогда-никогда не забудут их лю­ди! Они заслужили это. Всей жизнью своей, смертью своей заслужили. Вот они, имена тех, кто жил и боролся вместе с моим Бо­рей:
Иван Александрович Земнухов, Сергей Гавриилович Тюленин, Ульяна Матвеевна Гро­мова, Анатолий Владимирович Попов, Сергей Михайлович Левашов, Евгений Яковлевич Мошков, Виктор Владимирович Петров, Алек­сандра Емельяновна Дубровина, Анна Дми­триевна Сопова, Майя Константиновна Пегливанова, Геннадий Александрович Лукашов, Владимир Андреевич Осьмухин, Анатолий Алексеевич Орлов, Леонид Александрович Дадышев, Владимир Павлович Рогозин, Ва­силий Маркович Пирожок, Виктор Дмитрие­вич Лукьянченко, Василий Иванович Бонда­рев, Александра Ивановна Бондарева, Анто­нина Михайловна Мащенко, Ангелина Тихо­новна Самошина, Анатолий Георгиевич Нико­лаев, Демьян Яковлевич Фомин, Нина Петров­на Минаева, Нина Николаевна Герасимова, Лилия Александровна Иванихина, Антонина Александровна Иванихина, Владимир Тихоно­вич Куликов, Николай Дмитриевич Жуков, Владимир Михайлович Загоруйко, Юрий Се­менович Виценовский, Клавдия Петровна Ко­валева, Евгений Никифорович Шепелев, Ми­хаил Николаевич Григорьев, Виктор Иосифо­вич Третьякевич, Юрий Федорович Полян­ский, Василий Сафронович Гуков.
На этом обелиске написано и такое до­рогое, такое родное имя:
Борис Григорьевич Главан.
Олег Васильевич Кошевой, Любовь Григо­рьевна Шевцова, Семен Маркович Остапенко, Дмитрий Уварович Огурцов, Виктор Федоро­вич Субботин похоронены в братской могиле в центре Ровеньков. Сейчас на том месте установлен мемориал «Слава».
Двенадцать человек, живших в поселке Краснодон, по желанию родителей были по­хоронены на центральной площади в поселке. Вот их имена: Лидия Макаровна Андросова, Антонина Николаевна Дьяченко, Антонина Захаровна Елисеенко, Владимир Александро­вич Жданов, Нина Георгиевна Кезикова, Ев­гения Ивановна Кийкова, Надежда Степанов­на Петля, Надежда Никитична Петрачкова, Нина Илларионовна Старцева, Николай Сте­панович Сумской, Александр Тарасович Шищенко, Георгий Кузьмич Щербаков.
Василий Прокофьевич Борисов расстрелян в Великом Суходоле вместе с попавшими в окружение советскими бойцами.
Василий Иванович Ткачев, Павел Федоро­вич Палагута, Николай Иванович Миронов расстреляны в Новосветловске.
Анатолий Васильевич Ковалев бежал из-под расстрела и пропал без вести.
Степан Степанович Сафонов похоронен в г. Каменске.
Иван Васильевич Туркенич погиб в Польше.
Коммунисты Ф.П.Лютиков, Н.П.Бараков, Г. Т. Винокуров, Д. С. Выставкин, М. Г. Дымченко, Н. Г. Соколова, С. Г. Яков­лев похоронены в г. Краснодоне, в братской могиле. Т. Н. Саранча похоронен в Изварине.
 
ПАЛАЧАМ НЕ УЙТИ ОТ СУРОВОЙ РАСПЛАТЫ
 
Вскоре после похорон состоялся суд над теми, кто пресмыкался перед врагом и, спа­сая свою шкуру, предал «Молодую гвардию».
Перед судом предстал Геннадий Почепцов. На вопрос судьи: почему он предал своих то­варищей Почепцов ответил, что его принудил отчим, инженер Громов. Немцы обещали Почепцову деньги, хорошую жизнь, если только он поможет найти партизан.
И Почепцов со­ставил большой список фамилий молодогвардейцев, которых он знал, в том числе имя руководителя пятерки — Бориса Главана.
На скамье подсудимых оказались также Громов и следователь Кулешов. Суд пригово­рил предателей к расстрелу.
Однако, к великому нашему огорчению, не­которым палачам, истязавшим молодогвардей­цев, удалось скрыться и избежать народной кары. На судебном процессе, состоявшемся в 1943 году, удалось узнать не все, что каса­лось предателей «Молодой гвардии». Подлые изменники Родины — жалкий трус Почепцов и помогавший немцам в расправах над члена­ми «Молодой гвардии» следователь по про­фессии предатель Кулешов, продавшийся гит­леровцам, всячески извивались, чтобы скрыть подлинных преступников, выдавших врагу «Молодую гвардию». Они хотели опорочить имена честных молодогвардейцев, осквернить светлую память о них.
Только 16 лет спустя состоялся новый су­дебный процесс над фашистскими прислужни­ками, скрывавшимися от справедливого воз­мездия. На нем стали известны новые мате­риалы о краснодонской подпольной комсо­мольской организации.
Вот что было установлено судебным след­ствием.
Осенью 1942 года в Краснодон приезжал начальник жандармского округа Ренатус Эрнст-Эмиль. Этот маленький толстый чело­век с грубыми ругательствами обрушился на своих подчиненных:
— Растяпы! Не можете поймать кучку ка­ких-то молокососов. На передовую всех заго­ню! Под Сталинград!..
Особенно досталось начальнику городской полиции Соликовскому, стоявшему навытяжку перед окружным начальством. Ренатус со злобным шипением подскочил к нему:
— Даю вам три дня! Понимаете? Драй таген, — он растопырил перед носом три куцых, поросших рыжей щетиной пальца. — Если пар­тизан не будет поймайт...
Начальник окружной полиции сделал вы­разительный жест, будто затягивал петлю на шее Соликовского.
Проводив грозного шефа, злой и перепу­ганный Соликовский собрал своих прислуж­ников. Помахивая плетью, с которой он никогда не расставался, Соликовский повторил приказ Ренатуса и, давая волю гневу, в бе­шенстве закричал:
— Запорю гадов, если не доставите мне тех, кто писал листовки. Живыми или мертвы­ми, доставить их сюда!
Угрюмые и мрачные после полученного от начальства нагоняя, полицаи стали расхо­диться.
— Ты обожди, — сказал Соликовский, об­ращаясь к коменданту поселка Первомайка Подтынному. — Есть разговор...
Вот тогда и состоялся гнусный заговор. Главная роль в этом заговоре возлагалась на Василия Подтынного. Кто же он такой?
Подтынный был одним из самых свирепых палачей, истязавших комсомольцев.
Перед началом Великой Отечественной войны он служил лейтенантом в рядах Крас­ной Армии, но в первом же бою проявил себя жалким трусом и сдался на милость гитлеров­цам. Подтынный не только совершил подлую измену, предал Родину, но и пошел на откры­тое служение врагу. Мы его знали сначала как коменданта полицейского участка в по­селке Первомайка, а затем, за усердие перед фашистскими извергами, Подтынный был на­значен заместителем начальника краснодон­ской городской полиции.
На этой должности он из кожи вон лез, чтобы заслужить похвалу своих хозяев — са­трапов из фашистского гестапо, и сыграл весь­ма гнусную роль в той страшной трагедии, которая произошла в Краснодоне. Имен­но Подтынному было поручено руководить по­имкой членов подпольной комсомольской организации, допрашивать их.
Как только советские войска в феврале 1943 года вступили в Краснодон, Подтынный скрылся. Он надеялся замести следы своих страшных преступлений и, присвоив чужое имя, избежать меча правосудия. 16 лет этот подлый предатель скрывался под чужим име­нем, часто меняя работу и местожительство. Но был арестован органами государственной безопасности.
И вот Подтынный предстал перед совет­ским правосудием. Около трех месяцев дли­лось следствие по делу отъявленного убийцы и палача. Под давлением неопровержимых улик он и его подручные, ранее осужденные советским судом, вынуждены были до конца открыть завесу и рассказать суду о послед­них, самых страшных днях, проведенных мо­лодогвардейцами в камерах городской поли­ции. В процессе следствия были выявлены новые факты деятельности «Молодой гвар­дии», установлены обстоятельства гибели бес­страшных подпольщиков.
Вот о чем рассказал Подтынный на суде.
После совещания полицаев они с Соликовским договорились о беспощадном преследо­вании юных партизан.
Между ними произошел следующий разго­вор:
— Ты был офицером Красной Армии? — спросил Подтынного Соликовский.— Значит, военное дело знаешь, порох уже нюхал... Надо действовать решительно и не церемониться. В Первомайке партизаны проявляют себя особенно активно. Нужно тряхнуть их как следует. Ясно? Справишься — получишь награду.
«Я старался вовсю, — признался Подтын­ный на судебном следствии. — В поселке мы провели повальные обыски. Всех, кто был на подозрении, тащили в участок. Избивали, за­ставляли признаваться в связи с партизанами. Специальные отряды полицаев круглосуточ­но патрулировали по улицам. По ночам на перекрестках мы устраивали засады, надеясь поймать тех, кто расклеивал листовки. Но все старания были тщетны. Поймать молодогвар­дейцев нам не удавалось...».
Как-то один из полицаев после ночной за­сады зашел в участок и доложил, что ночь прошла спокойно.
— Ладно, иди отдыхай, — махнул рукой Подтынный.
Но когда полицай повернулся спиной к коменданту, тот с ужасом увидел у него на спине листок бумаги. На нем крупными бук­вами было написано: «Холуи! Зря стараетесь. Лучше подумайте о спасении своей шкуры. Народ жестоко отомстит предателям. «Моло­дая гвардия».
Соликовский и его подручные жили под страхом. Приказ начальника окружной поли­ции не выполнялся. Подпольщики усиливали свои действия против врага, а из округа раз­давались грозные требования. Но все было напрасно, молодогвардейцы оказались неуло­вимыми. И даже после ареста Мошкова, Земнухова и Третьякевича полицаи не знали, что в их руках одни из самых активных членов подпольной комсомольской организации.
Соликовский, узнав, за какие «проделки» задержаны эти юноши, приказал следователю:
— Подержи их несколько дней в холод­ной, выпори хорошенько, а потом гони в шею. И так в камерах тесно...
Ни один из трех арестованных молодогвар­дейцев слова не обронил о существовании подпольной комсомольской организации. И заявление пойманного при освобождении Краснодона следователя Кулешова о том, что «Молодую гвардию» выдал Третьякевич, не выдержавший побоев, было ложью, рассчи­танной на то, что подлинный предатель не будет пойман.
Следствие по делу Подтынного установи­ло, что полиция узнала имена молодогвар­дейцев совсем из другого источника.
В тот самый день, когда собирались выпус­тить Мошкова, Земнухова и Третьякевича, произошло событие, ставшее трагическим для «Молодой гвардии». В это самое время начальник шахты № 1-бис — предатель Жу­ков — вручил начальнику районной жандар­мерии гауптвахтмейстеру Зонсу заявление, поступившее от Геннадия Почепцова.
Вот текст подлого доноса: «Начальнику шахты 1-бис господину Жукову. В Краснодо­не организована подпольная комсомольская организация «Молодая гвардия», в которую я вступил активным членом. Прошу в сво­бодное время зайти ко мне на квартиру, и я все подробно расскажу. Мой адрес: ул. Чкалова, № 12, ход № 1. Почепцов Геннадий. 20-XII-1942 г.».
Как видно из заявления, Почепцов поста­вил число 20 декабря, то есть задолго до арес­та подпольщиков. Это заявление он отнес Жукову, а не в полицию, чтобы не быть за­подозренным в этом гнусном преступлении. 4 января его вызвали в полицию, и он соста­вил список всех участников «Молодой гвар­дии».
Кто же этот мерзкий предатель, погубив­ший десятки жизней отважных юношей и де­вушек ради спасения своей шкуры?
По возрасту Почепцев был сверстником молодогвардейцев, учился с ними в одной школе, находился в товарищеских отношениях. Его считали тихим, неприметным пар­нем. Он рано лишился отца и жил с отчимом Василием Громовым — человеком злым и корыстолюбивым. Тихо, неприметно пролез он в ряды «Молодой гвардии». И, хотя ему не давали никаких серьезных поручений и Почепцов не бывал на заседаниях штаба, он знал в лицо всех молодогвардейцев Перво­майской группы и некоторых членов штаба: Олега Кошевого, Улю Громову, Ваню Земнухова. О своем участии в подпольной органи­зации Почепцов как-то проговорился в присут­ствии своего отчима В. Громова. Это было в день ареста Мошкова, Третьякевича и Земнухова. Проговорился он из-за трусости: боял­ся, что арестованные ребята могут выдать его.
— А-а! Доигрались?! — закричал Громов. — Дружки твои уже сидят в полиции. И за то­бой скоро придут... Пока не поздно, сообщи кому следует все, что тебе известно. Немцы щедро заплатят. Проси корову, а то, может, и дом подарят...
Обольщенный надеждой, что ему хорошо заплатят за предательство и что он спасет свою шкуру ценой смерти тех, кто считал его товарищем, презренный трус Почепцов выдал врагу народных мстителей.
Когда начались повальные аресты выдан­ных Почепцовым подпольщиков, гестаповцы, чтобы никто ничего не заподозрил, арестова­ли и Геннадия Почепцова, посадили его в ка­меру вместе с арестованными молодогвардей­цами.
Когда Почепцову удавалось узнать что-ни­будь, он передавал сведения следователю по­лиции. Вскоре его выпустили. Узнав об этом, мы недоумевали: почему же не выпускают на­ших детей? Мать Почепцова сказала нам, что его арестовали якобы совсем по другому делу, но мы ей не поверили, хотя и не подозревали тогда, что это по его доносу были арестованы молодогвардейцы.
Настало время проявить лакейское усер­дие и для Василия Подтынного. Ему поручи­ли арестовать членов «Молодой гвардии» (списком, составленным Почепцовым, и поль­зовались полицаи при аресте юных подполь­щиков).
Как же действовал Подтынный?
В зимнюю стужу по улицам города, при­плясывая от мороза, шествовал вооруженный отряд фашистских прихвостней под командо­ванием Подтынного. За ними плелась лошадь, запряженная в сани.
Врываясь вместе с полицейскими в дом, Подтынный почти не разговаривал с теми, кого хотел арестовать; он набрасывался на жертву, избивая ее до потери сознания. Его услужливые подручные связывали юношу или девушку и бросали в сани. Часто тем, кого задерживал Подтынный, даже не давали одеться. Тоня Иванихина была схвачена в одной сорочке, всю ночь в открытых санях ее возили по городу.
В ту трагическую ночь был взят и наш дорогой, незабвенный Боря. А до этого Под­тынный успел побывать уже во многих до­мах, забрать по доносу Почепцова Анатолия Попова, Сашу Бондарева, Майю Пегливанову, Демьяна Фомина...
В первую же ночь было арестовано восем­надцать юных подпольщиков.
Вскоре застенки городской полиции были забиты до отказа краснодонскими комсомоль­цами.
И тут начались самые тяжкие испыта­ния, которые им пришлось пережить. Фашист­ские палачи, желая выведать тайну подполь­ной организации, применяли самые жестокие, самые зверские пытки и издевательства, пе­ред которыми меркнет даже средневековая инквизиция. Кабинет начальника городской полиции Соликовского стал главным местом истязаний арестованных. Его стены были за­брызганы кровью, на мебели и на полу крас­нели кровавые разводы.
Волосы становятся дыбом, когда читаешь судебные протоколы, где записаны показа­ния фашистских палачей о нечеловеческих мучениях, которым подвергались молодогвардейцы на допросах. Вот несколько выдержек из них:
«Я охранял арестованных комсомольцев в камерах. Они возвращались от следователя с опухшими от избиения лицами, в кровоподте­ках и синяках. Еле державшихся на ногах, их волокли с допросов и втаскивали в каме­ры. Я отказывал избитым комсомольцам да­же в воде, когда они с пересохшими ртами подходили к дверям камер, прося дать им возможность утолить жажду...».
«На допросах мы жестоко избивали ком­сомольцев плетьми и обрывками телеграфного кабеля. Наряду с этим, чтобы заставить го­ворить молодогвардейцев, мы подвешивали их за шею к скобе оконной рамы в кабинете Соликовского, инсценируя казнь через пове­шение. Так были допрошены Мошков, Лукашов, Попов, Жуков и восемь девушек, фами­лий их не помню...».
А вот что показал В. Подтынный:
«Работая в должности заместителя началь­ника городской полиции, я часто заходил в кабинет Соликовского и видел, как он и сле­дователь подвергали допросам арестованных молодогвардейцев, причем жестоко избивали их плетьми, резиновым шлангом, проволо­кой...».
Показания Подтынного и материалы су­дебного следствия по его делу важны еще тем, что они устами врага свидетельствуют о ге­ройстве, бесстрашии молодогвардейцев, об их несгибаемом мужестве и железной воле, ко­торые они проявили в трудные часы испыта­ний.
Подтынному, этому усердному фашистско­му наймиту, пришлось столкнуться с желез­ным упорством молодогвардейцев. Он допра­шивал многих из них, в частности Сережу Тюленина, одного из самых мужественных и бесстрашных героев «Молодой гвардии».
 
Продолжение
Поиск
Архив записей
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz

  • Сайт создали Михаил и Елена КузьминыхБесплатный хостинг uCoz