Страница 8
Продолжение повести З.Т.Главан "СЛОВО О СЫНОВЬЯХ".
В ОСВОБОЖДЕННОМ КРАСНОДОНЕ
Немцы с лихорадочной поспешностью возводили укрепления, устанавливали пушки, пулеметные гнезда. Вокруг нашего дома стояли ящики со снарядами, и мы с опаской проходили мимо них.
В восемнадцати километрах от Краснодона, в Большом Суходоле, не умолкая гремела артиллерийская канонада. По улицам города днем и ночью шли немецкие, румынские, итальянские войска. На грузовиках, мотоциклах, подводах везли раненых солдат и офицеров. Закутанные в одеяла, женские шали, шерстяные кофточки, с обмороженными руками и ногами, уныло брели солдаты хваленой гитлеровской армии, похожие на грабителей с большой дороги. С озлоблением набрасывались они на безоружных мирных жителей, забирали скот, птицу, последние продукты.
Это не походило на организованное отступление на новые позиции, как заявляло о том немецкое радио, это было позорное бегство.
У нас каждый день, а то и несколько раз в день менялись постояльцы. Немного отдохнув, угрюмые, злые немцы садились в машины и спешили покинуть город.
Наступление войск Красной Армии было столь стремительным, сила их ударов столь велика, что немцы окончательно смешались.
Рано утром четырнадцатого февраля, оглушительно тарахтя, к нашему дому подкатил мотоцикл. С него соскочил немец, вбежал в комнату, где спали гитлеровцы, и что-то крикнул. Послышалась возня, ругань. Немцы поспешно одевались, хватали оружие и выбегали на улицу, не забыв закутаться в платок или одеяло.
Когда все стихло, я вышла во двор. Весь город проснулся. Повсюду слышались крики и ругань немцев, урчание машин, ржание лошадей.
Из соседнего дома зашла к нам Таисия Прокофьевна.
— Отступают, паразиты! — гневно сказала она. В глазах ее блестели слезы. — Деточки наши бедные не дождались этого счастливого часа. А ведь так немножко осталось...
Вместе с немцами удирали и их прихвостни — полицейские. К нам во двор ворвались двое. Белых повязок на рукавах у них уже не было. Услышав, что они спрашивают родителей Бориса Главана, я вздрогнула. «Убьют!» — мелькнула мысль. Но полицейские только перетрясли пустые чемоданы, обшарили пустой буфет, и, сорвав от злости наволочки с подушек, ушли, чертыхаясь.
Совсем близко шел жаркий бой. И вдруг наступила тишина. Город опустел.
В напряженном ожидании мы толпились у ворот. И вот шариком скатился с горы какой-то подросток.
— Наши танки в городе, — кричал он, задыхаясь. — Идите на Садовую...
Захлебываясь от радости, побежали мы к центру города. Там уже собралось много людей. Плотным кольцом обступили они советских воинов. Ветер доносил до нас приветственные возгласы и крики «ура». Бойцы спрыгивали с танков и тотчас попадали в объятия краснодонцев. Осиротевшие матери сквозь слезы рассказывали о зверствах немцев, о геройской смерти замученных палачами комсомольцев-подпольщиков.
— А где эта тюрьма? — спросил командир танка. — Может, в ней еще люди томятся.
Узнав адрес тюрьмы, он прыгнул в люк и повел машину туда. Толпа двинулась за ним.
Тюремный двор был усеян трупами. Это немцы в последний момент расстреляли военнопленных. В камерах тоже лежали трупы, обрывки окровавленной одежды.
С ужасом переходили мы из одной камеры в другую, всматривались в надписи на стенах, в куски одежды, надеясь хоть что-нибудь найти от наших детей. Как тяжело было нам тогда! На двери узкой и тесной, как гроб, камеры я увидела нацарапанную надпись: «Взят четвертого января 1943 года. Борис Главан». Здесь в сырой холодной камере, с крохотным, в железной решетке оконцем под самым потолком, провел он свои последние дни. Плохо ему тут было. Ох, как плохо! И меня не было с ним в эти самые тяжелые минуты. Не было... Глядя на родной почерк сына, я плакала.
Плач доносился и из других камер. Вот на стене густо очерченное углем сердце. В овале четыре фамилии: Бондарева, Минаева, Громова, Самошина.
Рядом надпись: «Погибли от рук фашистов 15/1-43 г. в 9 часов ночи».
Около окна рукой Ули Громовой четко выведено:
Прощайте, мама,
Прощайте, папа,
Прощайте, вся моя родня,
Прощай, мой брат любимый Еля,
Больше не увидишь ты меня.
Твои моторы во сне мне снятся.
Твой стан в глазах всегда стоит.
Мой брат любимый, я погибаю,
Крепче стой за Родину свою.
До свидания.
От бывшего здания полиции мы все пошли к шахте № 5. Нет, не шли мы — бежали. Ноги сами несли нас туда. Что мы там увидели! Много лет прошло с тех пор. Но так же ноет душа, так же ясно стоит все это перед глазами. Видно уж, и в могилу унесу я эту боль и это видение.
У подножия террикона разрушенной шахты зияла черная пасть шурфа. Вокруг валялись куски одежды, шапки, валенки. Снег алел кровью мучеников. Прилегающая к шурфу стена также была в крови.
Ночами 15, 16, 31 января 1943 года гитлеровцы и их приспешники вывозили к шурфу шахты № 5 арестованных руководителей партийно-комсомольского подполья, молодогвардейцев. Их ставили у края шурфа и расстреливали, а некоторых сталкивали в пропасть живыми.
И у самой смертной черты подпольщики были так же непреклонны, как и на допросах. Пример стойкости показывали коммунисты. Из следственных материалов по делу предателей мы узнали о том, как мужественно держались Ф. П. Лютиков и Н. П. Бараков. Коммунист ленинского призыва инспектор по селу Краснодонского райкома КП(б)У С. Г. Яковлев со связанными руками, с поднятой головой сам подошел к стволу шахты и крикнул во весь голос: «Умираю за партию!» Его столкнули в шурф живым.
Чтобы скрыть следы преступлений, палачи завалили шурф железом, забросали камнями. Несколько дней из-под земли слышались стоны...
Только одному из молодогвардейцев удалось спастись — Анатолию Ковалеву. Рослый, здоровый, он еще нашел в себе силы для того, чтобы развязать руки и убежать. Охранники открыли стрельбу из автоматов, но Ковалев сумел скрыться. Его, окровавленного, укрыл у себя старый шахтер, вылечил. Дальнейшая судьба А. Ковалева неизвестна...
Над зданием горисполкома взметнулся красный флаг. Глядя на него, шахтеры с гордостью вспоминали об отважном поступке молодогвардейцев, дерзнувших в черные дни оккупации вывесить красные флаги в праздник Октября..
Потом... Потом начались для меня дни сплошных кошмаров...
Несколько дней извлекали из шахты трупы молодогвардейцев. В бадье поднимали их из глубины шахтного колодца. Юноши и девушки были так изуродованы, что их нельзя было узнать. Только по остаткам одежды узнавали мы своих сыновей и дочерей.
Двадцать седьмого февраля мы опознали Бориса. Не могу я писать об этом, дорогие мои, не могу...
Похоронили молодогвардейцев 1 марта 1943 года в братской могиле, в самом центре Краснодона — в парке имени Комсомола.
На похороны пришли сотни людей из города, поселков и хуторов. Пришли бойцы воинских подразделений, участвовавших в освобождении Краснодона, пришли боевые друзья погибших, одними из первых ворвавшиеся в город, чтобы освободить своих товарищей. Среди них Жора Арутюнянц, Нина и Оля Иванцовы, Валя Борц, Радик Юркин. Поздно они пришли... поздно...
Разрывая сухой морозный воздух, грянул салют. У свежего могильного холма замер почетный караул. А на душе было так пусто, так одиноко...
На могиле героев был поставлен временный деревянный обелиск.
Любу Шевцову гитлеровцы арестовали в Ворошиловграде. Они давно разыскивали ее как советскую радистку. Продержали ее в Краснодоне до 31 января, а в феврале вместе с Виктором Субботиным, Дмитрием Огурцовым и Семеном Остапенко отправили в Ровеньки, в окружную жандармерию. За день до бегства немцев из Ровеньков многих советских патриотов фашисты расстреляли в Гремучем лесу. В их числе были и молодогвардейцы.
В одной из камер, в углу, на стене нашли надпись, сделанную Любой Шевцовой: «Мама, я тебя сейчас вспомнила. Твоя Любаша. Прошу простить меня. Взяли навеки. Шевцова».
Пусть никогда-никогда не забудут их люди! Они заслужили это. Всей жизнью своей, смертью своей заслужили. Вот они, имена тех, кто жил и боролся вместе с моим Борей:
Иван Александрович Земнухов, Сергей Гавриилович Тюленин, Ульяна Матвеевна Громова, Анатолий Владимирович Попов, Сергей Михайлович Левашов, Евгений Яковлевич Мошков, Виктор Владимирович Петров, Александра Емельяновна Дубровина, Анна Дмитриевна Сопова, Майя Константиновна Пегливанова, Геннадий Александрович Лукашов, Владимир Андреевич Осьмухин, Анатолий Алексеевич Орлов, Леонид Александрович Дадышев, Владимир Павлович Рогозин, Василий Маркович Пирожок, Виктор Дмитриевич Лукьянченко, Василий Иванович Бондарев, Александра Ивановна Бондарева, Антонина Михайловна Мащенко, Ангелина Тихоновна Самошина, Анатолий Георгиевич Николаев, Демьян Яковлевич Фомин, Нина Петровна Минаева, Нина Николаевна Герасимова, Лилия Александровна Иванихина, Антонина Александровна Иванихина, Владимир Тихонович Куликов, Николай Дмитриевич Жуков, Владимир Михайлович Загоруйко, Юрий Семенович Виценовский, Клавдия Петровна Ковалева, Евгений Никифорович Шепелев, Михаил Николаевич Григорьев, Виктор Иосифович Третьякевич, Юрий Федорович Полянский, Василий Сафронович Гуков.
На этом обелиске написано и такое дорогое, такое родное имя:
Борис Григорьевич Главан.
Олег Васильевич Кошевой, Любовь Григорьевна Шевцова, Семен Маркович Остапенко, Дмитрий Уварович Огурцов, Виктор Федорович Субботин похоронены в братской могиле в центре Ровеньков. Сейчас на том месте установлен мемориал «Слава».
Двенадцать человек, живших в поселке Краснодон, по желанию родителей были похоронены на центральной площади в поселке. Вот их имена: Лидия Макаровна Андросова, Антонина Николаевна Дьяченко, Антонина Захаровна Елисеенко, Владимир Александрович Жданов, Нина Георгиевна Кезикова, Евгения Ивановна Кийкова, Надежда Степановна Петля, Надежда Никитична Петрачкова, Нина Илларионовна Старцева, Николай Степанович Сумской, Александр Тарасович Шищенко, Георгий Кузьмич Щербаков.
Василий Прокофьевич Борисов расстрелян в Великом Суходоле вместе с попавшими в окружение советскими бойцами.
Василий Иванович Ткачев, Павел Федорович Палагута, Николай Иванович Миронов расстреляны в Новосветловске.
Анатолий Васильевич Ковалев бежал из-под расстрела и пропал без вести.
Степан Степанович Сафонов похоронен в г. Каменске.
Иван Васильевич Туркенич погиб в Польше.
Коммунисты Ф.П.Лютиков, Н.П.Бараков, Г. Т. Винокуров, Д. С. Выставкин, М. Г. Дымченко, Н. Г. Соколова, С. Г. Яковлев похоронены в г. Краснодоне, в братской могиле. Т. Н. Саранча похоронен в Изварине.
ПАЛАЧАМ НЕ УЙТИ ОТ СУРОВОЙ РАСПЛАТЫ
Вскоре после похорон состоялся суд над теми, кто пресмыкался перед врагом и, спасая свою шкуру, предал «Молодую гвардию».
Перед судом предстал Геннадий Почепцов. На вопрос судьи: почему он предал своих товарищей Почепцов ответил, что его принудил отчим, инженер Громов. Немцы обещали Почепцову деньги, хорошую жизнь, если только он поможет найти партизан.
И Почепцов составил большой список фамилий молодогвардейцев, которых он знал, в том числе имя руководителя пятерки — Бориса Главана.
На скамье подсудимых оказались также Громов и следователь Кулешов. Суд приговорил предателей к расстрелу.
Однако, к великому нашему огорчению, некоторым палачам, истязавшим молодогвардейцев, удалось скрыться и избежать народной кары. На судебном процессе, состоявшемся в 1943 году, удалось узнать не все, что касалось предателей «Молодой гвардии». Подлые изменники Родины — жалкий трус Почепцов и помогавший немцам в расправах над членами «Молодой гвардии» следователь по профессии предатель Кулешов, продавшийся гитлеровцам, всячески извивались, чтобы скрыть подлинных преступников, выдавших врагу «Молодую гвардию». Они хотели опорочить имена честных молодогвардейцев, осквернить светлую память о них.
Только 16 лет спустя состоялся новый судебный процесс над фашистскими прислужниками, скрывавшимися от справедливого возмездия. На нем стали известны новые материалы о краснодонской подпольной комсомольской организации.
Вот что было установлено судебным следствием.
Осенью 1942 года в Краснодон приезжал начальник жандармского округа Ренатус Эрнст-Эмиль. Этот маленький толстый человек с грубыми ругательствами обрушился на своих подчиненных:
— Растяпы! Не можете поймать кучку каких-то молокососов. На передовую всех загоню! Под Сталинград!..
Особенно досталось начальнику городской полиции Соликовскому, стоявшему навытяжку перед окружным начальством. Ренатус со злобным шипением подскочил к нему:
— Даю вам три дня! Понимаете? Драй таген, — он растопырил перед носом три куцых, поросших рыжей щетиной пальца. — Если партизан не будет поймайт...
Начальник окружной полиции сделал выразительный жест, будто затягивал петлю на шее Соликовского.
Проводив грозного шефа, злой и перепуганный Соликовский собрал своих прислужников. Помахивая плетью, с которой он никогда не расставался, Соликовский повторил приказ Ренатуса и, давая волю гневу, в бешенстве закричал:
— Запорю гадов, если не доставите мне тех, кто писал листовки. Живыми или мертвыми, доставить их сюда!
Угрюмые и мрачные после полученного от начальства нагоняя, полицаи стали расходиться.
— Ты обожди, — сказал Соликовский, обращаясь к коменданту поселка Первомайка Подтынному. — Есть разговор...
Вот тогда и состоялся гнусный заговор. Главная роль в этом заговоре возлагалась на Василия Подтынного. Кто же он такой?
Подтынный был одним из самых свирепых палачей, истязавших комсомольцев.
Перед началом Великой Отечественной войны он служил лейтенантом в рядах Красной Армии, но в первом же бою проявил себя жалким трусом и сдался на милость гитлеровцам. Подтынный не только совершил подлую измену, предал Родину, но и пошел на открытое служение врагу. Мы его знали сначала как коменданта полицейского участка в поселке Первомайка, а затем, за усердие перед фашистскими извергами, Подтынный был назначен заместителем начальника краснодонской городской полиции.
На этой должности он из кожи вон лез, чтобы заслужить похвалу своих хозяев — сатрапов из фашистского гестапо, и сыграл весьма гнусную роль в той страшной трагедии, которая произошла в Краснодоне. Именно Подтынному было поручено руководить поимкой членов подпольной комсомольской организации, допрашивать их.
Как только советские войска в феврале 1943 года вступили в Краснодон, Подтынный скрылся. Он надеялся замести следы своих страшных преступлений и, присвоив чужое имя, избежать меча правосудия. 16 лет этот подлый предатель скрывался под чужим именем, часто меняя работу и местожительство. Но был арестован органами государственной безопасности.
И вот Подтынный предстал перед советским правосудием. Около трех месяцев длилось следствие по делу отъявленного убийцы и палача. Под давлением неопровержимых улик он и его подручные, ранее осужденные советским судом, вынуждены были до конца открыть завесу и рассказать суду о последних, самых страшных днях, проведенных молодогвардейцами в камерах городской полиции. В процессе следствия были выявлены новые факты деятельности «Молодой гвардии», установлены обстоятельства гибели бесстрашных подпольщиков.
Вот о чем рассказал Подтынный на суде.
После совещания полицаев они с Соликовским договорились о беспощадном преследовании юных партизан.
Между ними произошел следующий разговор:
— Ты был офицером Красной Армии? — спросил Подтынного Соликовский.— Значит, военное дело знаешь, порох уже нюхал... Надо действовать решительно и не церемониться. В Первомайке партизаны проявляют себя особенно активно. Нужно тряхнуть их как следует. Ясно? Справишься — получишь награду.
«Я старался вовсю, — признался Подтынный на судебном следствии. — В поселке мы провели повальные обыски. Всех, кто был на подозрении, тащили в участок. Избивали, заставляли признаваться в связи с партизанами. Специальные отряды полицаев круглосуточно патрулировали по улицам. По ночам на перекрестках мы устраивали засады, надеясь поймать тех, кто расклеивал листовки. Но все старания были тщетны. Поймать молодогвардейцев нам не удавалось...».
Как-то один из полицаев после ночной засады зашел в участок и доложил, что ночь прошла спокойно.
— Ладно, иди отдыхай, — махнул рукой Подтынный.
Но когда полицай повернулся спиной к коменданту, тот с ужасом увидел у него на спине листок бумаги. На нем крупными буквами было написано: «Холуи! Зря стараетесь. Лучше подумайте о спасении своей шкуры. Народ жестоко отомстит предателям. «Молодая гвардия».
Соликовский и его подручные жили под страхом. Приказ начальника окружной полиции не выполнялся. Подпольщики усиливали свои действия против врага, а из округа раздавались грозные требования. Но все было напрасно, молодогвардейцы оказались неуловимыми. И даже после ареста Мошкова, Земнухова и Третьякевича полицаи не знали, что в их руках одни из самых активных членов подпольной комсомольской организации.
Соликовский, узнав, за какие «проделки» задержаны эти юноши, приказал следователю:
— Подержи их несколько дней в холодной, выпори хорошенько, а потом гони в шею. И так в камерах тесно...
Ни один из трех арестованных молодогвардейцев слова не обронил о существовании подпольной комсомольской организации. И заявление пойманного при освобождении Краснодона следователя Кулешова о том, что «Молодую гвардию» выдал Третьякевич, не выдержавший побоев, было ложью, рассчитанной на то, что подлинный предатель не будет пойман.
Следствие по делу Подтынного установило, что полиция узнала имена молодогвардейцев совсем из другого источника.
В тот самый день, когда собирались выпустить Мошкова, Земнухова и Третьякевича, произошло событие, ставшее трагическим для «Молодой гвардии». В это самое время начальник шахты № 1-бис — предатель Жуков — вручил начальнику районной жандармерии гауптвахтмейстеру Зонсу заявление, поступившее от Геннадия Почепцова.
Вот текст подлого доноса: «Начальнику шахты 1-бис господину Жукову. В Краснодоне организована подпольная комсомольская организация «Молодая гвардия», в которую я вступил активным членом. Прошу в свободное время зайти ко мне на квартиру, и я все подробно расскажу. Мой адрес: ул. Чкалова, № 12, ход № 1. Почепцов Геннадий. 20-XII-1942 г.».
Как видно из заявления, Почепцов поставил число 20 декабря, то есть задолго до ареста подпольщиков. Это заявление он отнес Жукову, а не в полицию, чтобы не быть заподозренным в этом гнусном преступлении. 4 января его вызвали в полицию, и он составил список всех участников «Молодой гвардии».
Кто же этот мерзкий предатель, погубивший десятки жизней отважных юношей и девушек ради спасения своей шкуры?
По возрасту Почепцев был сверстником молодогвардейцев, учился с ними в одной школе, находился в товарищеских отношениях. Его считали тихим, неприметным парнем. Он рано лишился отца и жил с отчимом Василием Громовым — человеком злым и корыстолюбивым. Тихо, неприметно пролез он в ряды «Молодой гвардии». И, хотя ему не давали никаких серьезных поручений и Почепцов не бывал на заседаниях штаба, он знал в лицо всех молодогвардейцев Первомайской группы и некоторых членов штаба: Олега Кошевого, Улю Громову, Ваню Земнухова. О своем участии в подпольной организации Почепцов как-то проговорился в присутствии своего отчима В. Громова. Это было в день ареста Мошкова, Третьякевича и Земнухова. Проговорился он из-за трусости: боялся, что арестованные ребята могут выдать его.
— А-а! Доигрались?! — закричал Громов. — Дружки твои уже сидят в полиции. И за тобой скоро придут... Пока не поздно, сообщи кому следует все, что тебе известно. Немцы щедро заплатят. Проси корову, а то, может, и дом подарят...
Обольщенный надеждой, что ему хорошо заплатят за предательство и что он спасет свою шкуру ценой смерти тех, кто считал его товарищем, презренный трус Почепцов выдал врагу народных мстителей.
Когда начались повальные аресты выданных Почепцовым подпольщиков, гестаповцы, чтобы никто ничего не заподозрил, арестовали и Геннадия Почепцова, посадили его в камеру вместе с арестованными молодогвардейцами.
Когда Почепцову удавалось узнать что-нибудь, он передавал сведения следователю полиции. Вскоре его выпустили. Узнав об этом, мы недоумевали: почему же не выпускают наших детей? Мать Почепцова сказала нам, что его арестовали якобы совсем по другому делу, но мы ей не поверили, хотя и не подозревали тогда, что это по его доносу были арестованы молодогвардейцы.
Настало время проявить лакейское усердие и для Василия Подтынного. Ему поручили арестовать членов «Молодой гвардии» (списком, составленным Почепцовым, и пользовались полицаи при аресте юных подпольщиков).
Как же действовал Подтынный?
В зимнюю стужу по улицам города, приплясывая от мороза, шествовал вооруженный отряд фашистских прихвостней под командованием Подтынного. За ними плелась лошадь, запряженная в сани.
Врываясь вместе с полицейскими в дом, Подтынный почти не разговаривал с теми, кого хотел арестовать; он набрасывался на жертву, избивая ее до потери сознания. Его услужливые подручные связывали юношу или девушку и бросали в сани. Часто тем, кого задерживал Подтынный, даже не давали одеться. Тоня Иванихина была схвачена в одной сорочке, всю ночь в открытых санях ее возили по городу.
В ту трагическую ночь был взят и наш дорогой, незабвенный Боря. А до этого Подтынный успел побывать уже во многих домах, забрать по доносу Почепцова Анатолия Попова, Сашу Бондарева, Майю Пегливанову, Демьяна Фомина...
В первую же ночь было арестовано восемнадцать юных подпольщиков.
Вскоре застенки городской полиции были забиты до отказа краснодонскими комсомольцами.
И тут начались самые тяжкие испытания, которые им пришлось пережить. Фашистские палачи, желая выведать тайну подпольной организации, применяли самые жестокие, самые зверские пытки и издевательства, перед которыми меркнет даже средневековая инквизиция. Кабинет начальника городской полиции Соликовского стал главным местом истязаний арестованных. Его стены были забрызганы кровью, на мебели и на полу краснели кровавые разводы.
Волосы становятся дыбом, когда читаешь судебные протоколы, где записаны показания фашистских палачей о нечеловеческих мучениях, которым подвергались молодогвардейцы на допросах. Вот несколько выдержек из них:
«Я охранял арестованных комсомольцев в камерах. Они возвращались от следователя с опухшими от избиения лицами, в кровоподтеках и синяках. Еле державшихся на ногах, их волокли с допросов и втаскивали в камеры. Я отказывал избитым комсомольцам даже в воде, когда они с пересохшими ртами подходили к дверям камер, прося дать им возможность утолить жажду...».
«На допросах мы жестоко избивали комсомольцев плетьми и обрывками телеграфного кабеля. Наряду с этим, чтобы заставить говорить молодогвардейцев, мы подвешивали их за шею к скобе оконной рамы в кабинете Соликовского, инсценируя казнь через повешение. Так были допрошены Мошков, Лукашов, Попов, Жуков и восемь девушек, фамилий их не помню...».
А вот что показал В. Подтынный:
«Работая в должности заместителя начальника городской полиции, я часто заходил в кабинет Соликовского и видел, как он и следователь подвергали допросам арестованных молодогвардейцев, причем жестоко избивали их плетьми, резиновым шлангом, проволокой...».
Показания Подтынного и материалы судебного следствия по его делу важны еще тем, что они устами врага свидетельствуют о геройстве, бесстрашии молодогвардейцев, об их несгибаемом мужестве и железной воле, которые они проявили в трудные часы испытаний.
Подтынному, этому усердному фашистскому наймиту, пришлось столкнуться с железным упорством молодогвардейцев. Он допрашивал многих из них, в частности Сережу Тюленина, одного из самых мужественных и бесстрашных героев «Молодой гвардии».
Продолжение
|