Героям Сопротивления посвящается...
Главная | Страница 6 | Регистрация | Вход
 
Вторник, 19.03.2024, 07:05
Приветствую Вас Гость | RSS
Меню сайта
Форма входа
Страница 6
 
Продолжение повести З.Т.Главан "СЛОВО О СЫНОВЬЯХ".
 
НАС ПАРТИЯ ВЕДЕТ
 
Организатором и руководителем партийно-комсомольского подполья в Краснодоне был коммунист Филипп Петрович Лютиков. С шах­терским краем связала его пролетарская судь­ба — с 14 лет, гонимый нуждой, начал тру­диться он на шахтах сначала смазчиком подъ­емных машин, затем электриком.
Суровую школу прошел Лютиков в око­пах первой мировой войны. Там он впервые услышал о В. И. Ленине, о партии большеви­ков. Это и определило его дальнейшую судь­бу. В годы гражданской войны Филипп Пет­рович защищал молодую Советскую республи­ку от германских империалистов и внутренней контрреволюции.
Одним из самых главных событий в жиз­ни Ф. П. Лютикова стало его вступление в партию большевиков. Январь двадцать четвер­того года. Страна провожала в последний путь Владимира Ильича Ленина. Острой болью отозвалась в сердце Лютикова смерть великого вождя. В эти дни он ясно понял, что его место среди большевиков, и подал за­явление в партию.
Коммунист ленинского призыва Ф. П. Лю­тиков самоотверженно трудится на важней­ших народнохозяйственных стройках страны. За ударную работу по восстановлению шахт Донбасса он был удостоен ордена Трудового Красного Знамени. Участвует в сооружении первенца ленинского плана ГОЭЛРО — Штеровской электростанции, ру­доремонтного завода в городе Красный Луч. За отличную организацию строительных ра­бот Ф. П. Лютиков был премирован именными золотыми часами.
В октябре 1937 года Филипп Петрович воз­главил Центральные электромеханические ма­стерские треста «Красподонуголь». В течение ряда лет он избирался депутатом Краснодон­ского городского Совета, возглавлял роди­тельский комитет школы № 4, где учились многие будущие молодогвардейцы. Он часто выступал перед молодежью, делился своим богатым жизненным опытом.
В трудные дни, когда фронт подошел уже совсем близко к Краснодону, Лютиков был назначен райкомом партии руководителем подполья. Во время беседы Лютикову был за­дан вопрос, не помешают ли ему годы и со­стояние здоровья взяться за опасную работу — организовать борьбу во вражеском тылу. Фи­липп Петрович ответил: «Я солдат партии, воля Родины для меня закон. Любое задание партии я готов выполнить. Для коммуниста нет ничего выше, чем доверие партии. Я оп­равдаю это доверие».
Подпольные комсомольские группы были созданы не только в городе Краснодоне, но и в прилегающих к нему поселках и селах — Первомайке, Краснодоне, Изварине, Новоалександровке, Семейкине, Гундеровке, Тало­вом.
Ф. П. Лютиков сплотил антифашистские силы в единую подпольную организацию и си­стематически, изо дня в день направлял ее боевую и агитационную деятельность, руко­водил всеми группами и звеньями.
Центром партийно-комсомольского под­полья стали электромеханические мастерские, которые возглавил коммунист Николай Пет­рович Бараков. Перейдя на легальное поло­жение, сюда устроился техническим руководи­телем Ф. П. Лютиков. По его рекомендации были приняты в мастерские коммунисты Д. С. Выставкин, П. И. Румянцев, Н. Г. Телуев, Г. М. Соловьев, комсомольцы Володя Осьмухин и Анатолий Орлов. Электромехани­ческие мастерские полностью оказались в ру­ках патриотов, отсюда тянулись все нити ан­тифашистской борьбы на территории Красно­донского района.
Подпольщики систематически выводили из строя станки, затягивали ремонт шахтного оборудования, то и дело останавливались во­докачка и электростанция. По заданию Н. П. Баракова Юрий Виценовский пробрался на шахту № 1 «Сорокино» и подпилил ка­нат подъемника. Оборвавшаяся клеть пол­ностью разрушила шахтный ствол. Оккупантам так и не удалось пустить эту шахту.
Под руководством подпольной партийной организации расширялась деятельность «Мо­лодой гвардии». Ф. П. Лютиков поддерживал связь с ее штабом через Ивана Туркенича и Олега Кошевого, а также через связных Га­лину Георгиевну Соколову и Евгения Яковле­вича Мошкова.
По совету Ф. П. Лютикова Евгений Мошков устраивается директором клуба имени А. М. Горького. Он организует кружки худо­жественной самодеятельности, участниками которых стали многие подпольщики. Директор смог достать для них специальные справки о том, что они находятся на службе и отправке в Германию не подлежат. В клубе проходили заседания штаба, обсуждались и разрабаты­вались планы предстоящих операций, отсюда многие молодогвардейцы уходили на выполне­ние боевых заданий.
Филипп Петрович придавал важное значе­ние агитационно-массовой работе среди насе­ления, диверсионным действиям на предприя­тиях, учил молодежь бдительности и осторож­ности, требовал неукоснительного соблюдения правил конспирации.
По указанию партийного подполья был ор­ганизован прием в комсомол молодогвардей­цев. Вступая в комсомол, юноши и девушки в своих заявлениях писали: «Прошу принять меня в члены ВЛКСМ. Буду честно выпол­нять любые задания организации. Если потре­буется, то отдам и жизнь за дело народа».
Заявления эти рассматривались комсомоль­ской организацией, и после приема комиссар Олег Кошевой за подписью «Кашук» (подпольная кличка Олега) выдавал временные комсомольские удостоверения, действительные на период войны. Эти билеты печатались в подпольной типографии, собранной молодогвардейцами.
Командиру «Молодой гвардии» Ивану Туркеничу было поручено организовать сбор оружия. Активно этим занимались Володя Осьмухин, Анатолий Орлов и Сергей Тюле­нин. Добывали они его с риском для жизни, хранили в разрушенном здании бани. На тай­ном складе лежали автоматы, винтовки, ре­вольверы, гранаты, патроны, взрывчатка.
Уля Громова, Саша Бондарева, Майя Пегливанова, Нина Минаева подготовили необ­ходимый запас медикаментов. В шкафчике на квартире Ули Громовой собралось много бин­тов, ваты, йода, индивидуальных пакетов. На случай, если бы немцы все это обнаружили, было приготовлено объяснение: «У меня часто болеет мать, и ей нужны медикаменты».
Накапливались силы для решительной схватки с врагом. На заседаниях неоднократ­но обсуждался вопрос о подготовке к восста­нию, которое должно было начаться в тот мо­мент, когда Красная Армия подойдет к Крас­нодону.
 
РЕЮТ КРАСНЫЕ ФЛАГИ
 
Приближалась 25-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. Краснодонские подпольщики распространили текст листовки, сброшенной с самолета:
«Дорогие товарищи,
родные люди наши!
Настал день славного праздника — 7 Нояб­ря 1942 года, двадцать пятой годовщины Ве­ликой Октябрьской социалистической револю­ции. 25 лет боролись и трудились мы, чтобы цвела наша родная Советская земля на сча­стье нам и на счастье нашим детям.
Как лес, поднимались на украинской зем­ле трубы новых фабрик и заводов. Богатыми урожаями колосились украинские нивы. Радостно звучала украинская песня, вольное слово Шевченко, и звенел смех счастливых украинских детей. Красовалась Украина, любимая и уважаемая сестра в семье братских советских народов.
А теперь пламя пожаров стоит над горо­дами и селами родной Украины. Смертонос­ным громом грохочут наши степи. Стонет под немецкими сапогами Украина-мать, окровав­ленная, опустошенная, истерзанная прокляты­ми гитлеровскими палачами.
В огне и громе гигантской битвы встреча­ют советские народы свой большой праздник — двадцать пятую годовщину Октября.
В огне и громе этой битвы куется наша победа.
Красная Армия стойко и героически бо­рется за освобождение советской земли от фа­шистской нечисти. Она борется за твое освобождение, родной украинский народ!
Много фашистских трупов гниет под Кие­вом и Одессой, под Керчью и Севастополем, но намного больше падает их сейчас под Ста­линградом и у Кавказских гор, где немцы не могут сделать ни шагу, где они захлебывают­ся в своей собственной черной крови. Еще бо­лее уничтожающи удары Красной Армии по врагу. Скоро с запада начнут наступать про­тив Германии могучие армии наших союзни­ков.
В партизанских отрядах бей гитлеровцев с тыла! Помогай своим освободителям, своим красным воинам! Пусть увеличивается войско храбрых рыцарей-партизан!
Идет борьба на жизнь и на смерть, жизнь — нам, смерть — немцам. Смерть нем­цам от оружия Красной Армии! Смерть немцам от оружия героев-партизан!
Смерть немцам от оружия всех советских народов, беспощадных в ненависти к захват­чикам и непоколебимых в достижении своей победы.
Двадцать пять лет тому назад партия боль­шевиков повела наш народ к победе над вра­гом — помещиками и капиталистами. Народ победил. Теперь партия большевиков ведет народ к победе над немецко-фашистскими за­хватчиками, народ победит!
Сквозь дым пожаров, сквозь тьму немец­ких тюрем, сквозь кровь и слезы, сквозь море горя, что залило Украину, нам светит солнце победы, солнце Октябрьской революции. Как не погасить солнце на небе, так не погасить и сияния Октября.
Праздник Октября — праздник борьбы за волю и счастье народа. Становитесь на борь­бу! Праздник Октября — праздник дружбы народов. Будь верным этой дружбе. Праздник Октября — праздник победы народа над па­лачами и угнетателями. Борись за победу!
Да здравствует 25-я годовщина Октября!
Да здравствует Всесоюзная Коммунисти­ческая партия большевиков!
Выше знамя священной борьбы за осво­бождение родной Украины из-под немецкого ига!
Смерть немецким оккупантам!».
Боря обратился ко мне с просьбой:
— Мама, ты можешь дать мне старую про­стыню? Только ее надо покрасить в красный цвет...
— Зачем она тебе?
— Понимаешь, мамочка, скоро будем от­мечать годовщину Октября. Штаб решил вы­весить в этот день флаги.
— Простыню я найду. А вот краску...
— Постарайся, мамочка.
И я постаралась. Неподалеку от нас жила женщина, которая еще до прихода немцев красила одежду. Вот я и направилась к ней.
— Что вам нужно покрасить? — Мне пока­залось, что женщина насторожилась. — Лучше бы принесли мне материю, платье, юбку или что у вас там... Я бы покрасила. Дорого не возьму... Принесите кувшин молока да пышку впридачу.
Пришлось выкручиваться.
— Да краска не мне нужна, знакомой од­ной, — говорю я. — Сама она болеет, далеко идти не может, вот и попросила меня.
— Туго теперь с красками, — жаловалась красильщица. — Ладно, я небольшой запасец сделала. Так и быть, продам тебе один поро­шок. Красный, говоришь? — спрашивает она таким тоном, будто догадывается о наших с Борей намерениях.
Я благодарю и, рассчитавшись, поспешно ухожу.
Ночью, когда из комнаты квартирантов доносился могучий храп, я вскипятила воду и покрасила простыню. А утром Боря унес ее.
В канун праздника, уходя с товарищами, Боря сказал мне:
— Мама, ты меня не жди. У нас будет маленькая вечеринка.
Я всматриваюсь в его большие голубые глаза, в открытое лицо и стараюсь понять: правду говорит или успокаивает меня? Боря старается избежать моего пристального взгля­да, чмокает в щеку и стремительно выходит из дому. Хлопнула калитка. Кругом стало тихо.
Ночь надвигается быстро. Холодная, вет­реная ноябрьская ночь. Я зажигаю коптилку. Окна усеяны мелкими дождевыми каплями. На улице слякоть и беспросветная темень. В комнате за стеной еще гогочут немцы. Но вот и они утихомирились. Кто-то храпит — даже стены вздрагивают. Потрескивает фитиль коп­тилки, и легкие ажурные тени, разбегаясь, пугливо жмутся по углам.
Я сижу на кровати, дожидаясь сына, и прислушиваюсь к каждому шороху. За окном по-прежнему шумит ветер, мелкий дождь сту­чит в стекла. Догорев, гаснет фитиль, и плот­ная тяжелая темнота обступает меня. Я прикасаюсь головой к подушке, и тревожный сон заставляет забыть все...
Просыпаюсь от легкого стука. В темноте белеет пустая постель Бориса.
— Мама, открои скорее, — слышится горя­чий шепот за дверью.
Входит Борис. Радостно обнимаю его. Он весь мокрый, в грязи, но, прижавшись ко мне, восхищенно говорит:
— Ох и поработали мы сегодня! Ты утром пораньше пойди в город и посмотри. Завтра ведь большой праздник.
Я почистила пиджак Бориса, простирала брюки и повесила их у горячей печки, чтобы к утру высохли.
За окном медленно занимается поздний осенний рассвет. Я уже не ложусь. Наскоро поев, спешу в город.
Дождь уже перестал. На улицах необыч­ное для такого раннего часа оживление. Из поселков, хуторов люди по непролазной грязи пробираются к центру города. Поднявшись на гору, я увидела здание бывшего райпотребсоюза, где недавно работала, и остановилась, пораженная. На крыше развевался по ветру красный флаг.
Люди, удивленные и обрадованные, шли дальше, к школе имени Ворошилова, над ко­торой развевалось самое большое красное полотнище. Здесь, внизу у лестницы, собралась целая толпа. На стене размашисто, с восклицательным знаком выведено: «Замини­ровано!».
Полицейские с белыми повязками на ру­кавах мечутся вокруг здания, но никто из них не осмеливается подняться на чердак. А красный флаг, словно подразнивая их, горит и весело реет на ветру.
— Голубчики, родненькие, да кто же это порадовал нас ради такого дня? — сквозь слезы радости приговаривает стоящая позади меня женщина.
Словно перекликаясь, приветственно ма­шут друг другу флаги над шахтой № 1-бис, над самым высоким деревом в парке. Заборы, телеграфные столбы и стены домов белеют ли­стовками. Они повсюду, как цветы, и оттого пасмурный день кажется солнечным.
Полицейские и немцы злобно срывали фла­ги, разгоняли народ. Люди нехотя расходи­лись, не переставая оглядываться.
Весь день над школой гордо реял флаг, радуя взоры советских людей. Только к вечеру немцы привезли откуда-то минеров, и те осме­лились подняться на чердак.
— А мы вчера Москву слушали, — сообщил нам Боря за ужином. — Немцы скоро получат крепко по зубам. Вот увидите.
И действительно, вскоре листовки сооб­щили краснодонцам о поражении оккупантов на Волге.
Боря пришел домой под утро, усталый, грязный, но счастливый. Закрыв на крючок дверь, он протянул мне сложенный вчетверо листок бумаги.
— Почитай, только потом сожги, — и, раздевшись, повалился на постель.
Это была листовка:
«Товарищи краснодонцы!
Долгожданный час нашего освобождения от ярма гитлеровских бандитов приближается.
Войсками Юго-Западного фронта линия обороны прорвана.
Наши части 25 ноября, взяв станицу Морозовскую, продвинулись вперед на 45 километров. Движение наших войск на запад стре­мительно продолжается.
Немцы в панике бегут, бросая оружие. Враг, отступая, грабит население, забирая продо­вольствие и одежду.
Товарищи! Прячьте все, что можно, дабы не досталось оно гитлеровским грабителям.
Саботируйте приказы немецкого командо­вания, не поддаваясь лживой немецкой аги­тации.
Смерть немецким оккупантам!
Да здравствует наша освободительница — Красная Армия!
Да здравствует свободная Советская Ро­дина!».
Воодушевленные победой наших войск под Сталинградом, молодогвардейцы стали дея­тельно готовиться к приходу Красной Армии.
 
ПЕРВЫЙ АРЕСТ БОРИСА
 
Борис все чаще отлучался из дому по но­чам. Зная, что он с головой ушел в боевые комсомольские дела, я успокаивала себя мы­слью: Боря выполняет очередное задание штаба. Однако вот уже третий день он сов­сем не появляется дома, и я начала волно­ваться.
Наконец не выдержала, пошла к Попо­вым.
Толя, насупившись, сидел за столом. Уви­дев меня, он смущенно отвел глаза. Я заме­тила его растерянность, и недоброе предчув­ствие сжало сердце.
— Третий день Боря не приходит домой. Я очень беспокоюсь... Ты знаешь, где он?
Не глядя на меня, Толя мрачно прогово­рил:
— Борис арестован. Его задержали с при­емником.
От неожиданности я присела на скамейку. Арестован? Борис арестован?
— Как? Почему же ты не сказал мне? — закричала я в отчаянии.
Толя стал успокаивать меня:
— Не волнуйтесь, его скоро выпустят... Он держится молодцом. Мы сегодня пойдем в полицию.
— Он в полиции? — и, не простившись, я выбежала на улицу.
Наскоро собрав кое-что из продуктов, за­хватив табака и теплую фуфайку, мы с пле­мянницей отправились в полицию. Оказалось, что торопилась я напрасно. Время еще было раннее, а передачи принимали только с две­надцати часов. Чтобы не томиться четыре часа в ожидании, мы решили зайти к одной девушке... Боря очень хорошо отзывался о ней.
— Я так просила его в тот вечер не брать приемник, будто чуяла беду, — говорила она сквозь слезы. — Но он все стоял на своем. «На Первомайке нужен приемник, — говорит, — и я его должен установить там. Пусть люди знают правду». Я не стала спорить и завер­нула приемник в одеяло.
Когда Боря переходил темную улицу, его окликнули:
— Стой! Кто идет?
Боря не отозвался и прибавил шагу.
— Стой! Стрелять буду, — повторился ок­рик, и двое вооруженных вплотную подошли к нему. Боря остановился. Нащупав в одеяле что-то громоздкое, патруль предложил Бори­су следовать за ним.
В полиции у него отобрали приемник и по­сле краткого допроса заключили в одиночную камеру. Два-три раза в день начальник поли­ции Соликовский вызывал Бориса на допрос. Он допытывался, где Борис достал приемник, почему не сдал его в комендатуру и что соби­рался с ним делать. Боря односложно отве­чал, что приемник испорчен и его нечего сда­вать, что он взял его для изготовления зажи­галок.
Все эти подробности узнала знакомая Бо­риса. Она старалась успокоить меня:
— Я уверена, что он выкрутится.
В двенадцать часов мы отнесли передачу в полицию. Узнать что-либо о Боре не уда­лось, и я с тяжелым сердцем вернулась домой. Прошла еще одна бессонная ночь. Меня то терзало горькое раздумье, то я утешала себя слабой надеждой.
Поднималась рано с больной, точно свин­цом налитой головой. Мучительно медленно ползет время. Приготовила продукты, уложи­ла, а на часах только десять. Не могу боль­ше ждать, выхожу из дому, и вдруг... С горы, весело размахивая руками, бежит Борис. Он кидается ко мне и, подняв, легко кружит во­круг себя.
Обнявшись, входим в дом.
— Ну, рассказывай скорее. Я столько пе­режила за эти дни.
Но он уже куда-то спешит.
— Некогда, мама. Расскажу потом, — гово­рит Боря, роясь в своих инструментах. — Я должен сейчас же вернуться в полицию и по­казать им свои зажигалки. Меня отпустили с условием, что я принесу туда все мое доб­ро... А ловко я провел их! Дурачье, они на­деялись что-то у меня выпытать. Не на того напали!
Взяв одну готовую и две недоделанные зажигалки, Боря спешит к двери.
— Не беспокойся, все в порядке. Я у Жени Шепелева был. Собираю раздаренные зажигалки. Чем больше покажу их немцам, тем крепче поверят, что я мастер зажигалочных дел и политикой не занимаюсь. До свида­ния, мама. Не волнуйся. — Он широко распа­хивает дверь, но вдруг, захлопнув ее, убежденно обещает:
— А радиоприемник на Первомайке я все-таки установлю.
Увидев зажигалки ручной работы, немцы поверили Борису и отпустили его. Но, отпус­тив, они установили за ним слежку. В мастер­ской, где снова стал работать Боря, еже­дневно появлялся подозрительный человек. Он вертелся возле Бориса, приглядывался к каж­дому, кто к нему приходил, прислушивался к тому, о чем и с кем он говорил. Такая опе­ка, конечно, была весьма неприятной.
 
ТРУДНЫЕ ДЕЛА
 
Константин Амвросиевич по обыкновению рано утром ходил на базар. Он приносил скудные покупки и с наигранной веселостью го­ворил:
— Ну вот, считай, еще день прожили.
Сегодня он вернулся озабоченный, возбуж­денный.
— В городе переполох. Горит какое-то здание. Дымище — солнца не видать! А что горит, допытаться не смог.
Услышав слова дяди, Боря откидывает одеяло и обрадованно переспрашивает:
— Горит, говорите? Вот хорошо! — и ук­радкой подмигивает мне.
Встает он оживленный, одевается и не пе­рестает кого-то нахваливать:
— Вот молодцы! Спасли тысячи людей от каторги. Все списки в огонь. Замечательно.
— Чем ты восторгаешься, не понимаю? — пожимает плечами Григорий Амвросиевич.
— Как чем? Да тем, что горит биржа тру­да, — поясняет Боря. — Через нее наших лю­дей отправляли в Германию. А теперь ее нет. Сгорела — и все!
Еще не успели мы забыть о большом по­жаре на бирже труда, как в городе заговори­ли о новых диверсиях. Об этом я хочу рас­сказать подробнее.
...Боря и его новый друг Женя Шепелев осторожно пробираются небольшим леском к шоссейной дороге на разведку. Идти трудно: кругом глубокие воронки от бомб и снарядов, наполненные водой. Земля топкая, рас­ползается под ногами, вывернуты с корнями деревья.
Выбрав сухое место, они ложатся под ста­рым раскидистым деревом. Здесь надо пере­ждать до наступления темноты.
Лесная настороженная тишина, запах опавшей листвы, знакомый лесной уют навея­ли на Бориса воспоминания о чем-то родном и близком. Глубоко вздохнув, он чуть слыш­но запел:
 
Кодруле, кодруцуле,
Че май фачь, дрэгуцуле?
 
Женя слушал, затаив дыхание, удивленно глядя на друга.
— Красивая песня, — задумчиво сказал он, когда Боря умолк. — Жалко только, слов не понимаю.
— Про лес тут говорится. — И Боря ти­хонько, по-русски, повторил:
 
Ой ты лес, лесочек мой,
Как живешь, дружочек мой?
 
— А знаешь, на кого мы с тобой сейчас похожи? — вдруг спросил Борис.
— На кого?
— На гайдуков. Когда-то давно-давно, когда в Молдавии господствовали турки, да еще изменники-бояре, лучшие люди из наро­да уходили в леса. Там они собирались в от­ряды и вели борьбу против угнетателей. И народ любил их, песни про них складывал, сказания. Вот послушай:
 
Крикнул он придворной своре:
«Прочь, не то вам будет горе!
Знайте: есть в лесах дремучих
Много витязей могучих.
И любой из них — Кодрян!
Грозен тысячный их стан!»
 
— Кодрян, — это один из гайдуцких ата­манов. Еще был и Тобулток, Бужор...
 
Не один Кодрян, а тыща!
Всех бояр тогда разыщем!
Почему, их спросит суд,
Кровь народную сосут?
Пусть попробуют при этом
Отвертеться от ответа!..
 
— Не удастся! — убежденно сказал Борис. С минуту оба молчали. Оба думали о том, что пройдут годы и народ сложит новые пес­ни о новых гайдуках — обо всех тех, кто, не жалея жизни, боролся с врагами родной зем­ли за счастье народа.
— Вот кончится война, разобьем фашис­тов, и приеду я к тебе в гости, в Молдавию, — мечтательно заговорил Женя.
— Обязательно приезжай. Понравится те­бе моя Молдова, ох как понравится — уез­жать не захочешь!
Ребята разведали обстановку в хуторе Волченске, где находилась большая партия воен­нопленных красноармейцев.
 
Продолжение
Поиск
Архив записей
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz

  • Сайт создали Михаил и Елена КузьминыхБесплатный хостинг uCoz