Страница 9
Продолжение повести З.Т.Главан "СЛОВО О СЫНОВЬЯХ".
На один из допросов Тюленина вызвали его мать, Александру Васильевну, от нее и стало известно о тех жестокостях, бесчеловечных мучениях, которым подвергал Подтынный Сережу.
В кабинете Соликовского, где происходили пытки, на столе всегда стояла бутылка с водкой. Перед началом допроса Подтынный выпивал для храбрости большую порцию водки и лишь затем приступал к своим обязанностям. Он набрасывался на свою жертву, бил наотмашь по лицу, по голове, старался сбить с ног и злобно спрашивал:
— Будешь говорить?
— Нет, гадина, слова от меня не услышишь, — с ненавистью ответил Сергей.
Тогда Подтынный с ожесточением избивал его плетью. На худеньком теле Сережи, едва покрытом лохмотьями изорванной рубахи, вздувались кровавые рубцы. Но он, стиснув зубы и до крови закусив губы, молчал. Свистела плеть, и бесчисленные удары сыпались на отважного юношу. Но Сережа по-прежнему молчал.
Надеясь сломить его упорство, начальник полиции Соликовский, присутствовавший на допросе, приказал полицаям:
— Позовите мать.
В кабинет ввели Александру Васильевну Тюленину.
Увидев окровавленного сына, она содрогнулась от ужаса.
— Ну вот, полюбуйся на своего щенка, — издевательски обратился к ней Подтынный. — Молчит. Может, ты заставишь его говорить?
Один из полицаев грубо толкнул Тюленину, другой замахнулся на нее плетью.
— Сволочи! — гневно бросил Сережа палачам, порываясь к матери.
Сильным ударом его опрокинули на пол, и снова засвистела в воздухе плеть.
— Сволочи! — шептал Сергей, сжимаясь в комок под ударами.
Пораженная видом изуродованного сына, ошеломленная страшной картиной пыток, Александра Васильевна, поддаваясь минутной слабости, вдруг рухнула на колени перед Подтынным.
— Отпустите его, моего родного, — просила она, совершенно обезумев от горя.
Но тут с пола раздался властный голос Сережи:
— Мама, не смей!
Словно подхлестнутая, она встала на ноги и ненавидящими глазами уставилась на истязателей ее сына.
Как ни ухищрялись озверевшие гитлеровцы, применяя к Сергею самые чудовищные пытки, — жгли раскаленным железом, загоняли под ногти длинные толстые иглы, подвешивали ногами к потолку, — ничто не могло сломить волю героя.
После двухчасовой пытки Подтынный спросил Сережу:
— Будешь говорить?
— Нет!
Уже в коридоре, после того, как его, полуживого, вынесли из кабинета, он потерял сознание.
Удивительную стойкость проявила хрупкая с виду девушка Тоня Иванихина. До вступления в «Молодую гвардию» она была на фронте медсестрой. Из романа А. Фадеева «Молодая гвардия» известно ее признание подругам: «Я очень боюсь мучений. Я, конечно, умру, но ничего не скажу, а только я очень боюсь...».
Ее вызвали на допрос последней. К тому времени весь кабинет Соликовского был залит кровью, одежда и руки истязателей также были в крови. Палачи надеялись запугать Тоню и таким образом получить от нее признание.
Однако их старания были напрасны. Мужественная подпольщица стоически переступала через лужи крови и, встав перед столом, за которым сидели палачи, устремляла на них взгляд, полный ненависти и презрения. Гитлеровцам был не по нутру этот ненавидящий взгляд, и они сильно избивали Тоню.
Однажды озверевший фашист ударом кованого сапога сломал Тоне три ребра. Она лишилась сознания. Но когда пришла в себя, фашисты увидели тот же устремленный на них враждебный, презирающий взгляд. Не выдержав этого взгляда, одни из эсэсовцев, посланный из окружной полиции для усиления пыток, схватил раскаленный прут и дважды ткнул им Тоне в глаза.
Незадолго до казни она ослепла.
Так же геройски вел себя на допросах вожак первомайской группы молодогвардейцев Анатолий Попов. В тюрьме, в страшных пытках встретил он свой день рождения: 15 января 1943 года ему исполнилось девятнадцать лет. Собравшись с силами после перенесенных мучений, он нашел клочок бумаги и написал на нем: «Поздравьте меня с днем рождения. Спасибо за пирог. Нас рас... Утрите слезы».
Стояла лунная январская ночь. Было очень тихо. Из распахнутых ворот двора полиции выехала крытая брезентом машина, и в морозном безмолвии хриплые юношеские голоса запели любимую песню Владимира Ильича Ленина:
Замучен тяжелой неволей,
Ты славною смертью почил...
С гордо поднятой головой молодые патриоты приняли все муки. Они предпочли смерть предательству.
Мужественно шли на казнь юные подпольщики. На следствии Подтынный показал:
«Один раз мне пришлось сопровождать группу молодогвардейцев к месту казни. Я видел, как следователь «По криминальным делам» из маузера расстреливал в упор молодогвардейцев, затем их сбрасывали в шурф. Комсомольцы при этом держались мужественно, с достоинством, никто не просил о пощаде».
В материалах судебного следствия по делу Подтынного есть копия показаний эсэсовца Древитца, который во время оккупации служил в жандармерии в городе Ровеньки. С наглым цинизмом Древитц описывает казнь Олега Кошевого и Любы Шевцовой.
«Поставив арестованных на край заранее вырытой в парке большой ямы, мы всех расстреляли. Затем я заметил, что Кошевой еще жив, только ранен. Я подошел к лежавшему на земле Кошевому и в упор выстрелил ему в голову.
Из числа расстрелянных во второй партии очень хорошо запомнил Шевцову. Она обратила на себя мое внимание своим внешним видом. У нее была красивая, стройная фигура, продолговатое лицо. Несмотря на свою молодость, она держала себя очень мужественно. Перед казнью я Шевцову подвел к краю ямы для расстрела. Она не произнесла ни слова о пощаде и спокойно, с поднятой головой приняла смерть...».
«Сколько веревочке не виться, а конец приходит» — гласит известная русская пословица. Как ни изощрялись фашистские изверги, стараясь скрыть следы страшных преступлений, им это не удалось. Суровая рука справедливого возмездия настигла преступников. Палачи и их пособники, презренные трусы и предатели, все те, кто чинил расправу над героями Краснодона, понесли заслуженную кару.
Прошло двадцать лет со дня победы над гитлеровской Германией, и снова зал Дворца культуры имени «Молодой гвардии» переполнен. Он не смог вместить всех желающих попасть туда, и народ, собравшийся со всех хуторов и шахт, толпился на площади, около репродукторов. Слушалось дело изменника Родины полицая Ивана Мельникова.
Все эти годы Мельников скрывался от правосудия. Он был арестован в одном из сел Одесской области. Три дня проходил судебный процесс, и в течение этих дней жители Краснодона и родители молодогвардейцев снова пережили всю трагедию гибели комсомольцев-подпольщиков. Как выяснилось, Мельников лично участвовал в аресте моего сына, Анатолия Попова, Демьяна Фомина и других юношей и девушек. Суд приговорил бывшего полицая к расстрелу.
КЛЯТВА ВОИНА
После гибели Бориса я еще больше стала тревожиться за младшего сына. В самые тяжкие дни немецкой оккупации мы постоянно вспоминали о Михаиле и гордились, что он в рядах Красной Армии. Если бы он знал, какие страшные муки пришлось перенести его старшему брату, он, наверное, на крыльях прилетел бы, чтобы вызволить Бориса из неволи. Но Миша был далеко от нас, и, пока в городе хозяйничали немцы, мы ничего о нем не знали. Я горячо желала, чтобы он был здоров, чтобы миновала его злая фашистская пуля.
И вот город освобожден. Фронт продвинулся далеко на запад. Нужно написать Мише. Но куда! Где он сейчас? Я терялась в догадках. И вдруг однажды приходит к нам рассыльный из поселкового Совета.
— Тут запрос от вашего сына... Велели передать вам.
Маленький фронтовой треугольник со знакомым почерком Михаила. С волнением вскрываю письмецо: «Прошу сообщить, проживает ли на улице Колхозной семья Главан...». Я сейчас же ему ответила, умолчав о гибели Бори.
Обрадованный, что ему быстро удалось найти родителей, Миша спрашивал у нас, где Боря, что с ним, просил написать его адрес. Мы с мужем долго думали, как поступить, колебались, а потом решили, что незачем скрывать правду, и я подробно написала о постигшем нас горе, о мужественной борьбе молодогвардейцев, о смерти Бори.
Но едва я успела отправить письмо, как на второй же день получила письмо от Миши. Из воинской газеты он узнал о подвиге комсомольцев Краснодона. Среди имен замученных героев он увидел имя своего старшего брата.
«Крепитесь, дорогие мама и папа, — писал он нам, — великое горе постигло нас, но мы должны быть горды, что Борис оказался таким героем».
В следующем письме он прислал нам несколько вырезок из газет. В одной из них был напечатан Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении молодогвардейцев, в другой — выступление Михаила на митинге.
«Товарищи! Красная Армия, сокрушая немецкие полчища, идет все дальше и дальше на запад, освобождая советскую землю от гитлеровских разбойников. Недавно освобожден и город Краснодон. Первые письма матери принесли мне много печали, но они принесли и гордость за несокрушимую волю к победе молодых патриотов, героев-комсомольцев из подпольной комсомольской организации «Молодая гвардия».
Когда немцы оккупировали Краснодон, комсомольцы создали подпольную организацию «Молодая гвардия», членом которой был и мой старший брат Борис Главан. Молодогвардейцы вели героическую борьбу с врагом. Почти все они погибли от рук палачей; погиб и мой брат Борис.
Светлый образ героев-комсомольцев зовет нас к мести врагу. Будем мстить жестоко за их смерть. Очистим нашу землю от фашистских мерзавцев.
Смерть немецким захватчикам!»
Почти каждый день писала я Мише на фронт, и он отзывался коротенькими, написанными в промежутках между боями письмами.
«Жив, здоров. Не беспокойтесь, дорогие, мне очень хорошо. Писать много нет времени. Скоро пойдем в бой. Пишите больше о себе».
Один раз в месяц мы, родные и близкие молодогвардейцев, собирались в Краснодонском райкоме комсомола. Уже вся страна знала о «Молодой гвардии». Со всех концов Советского Союза, от бойцов с фронта текли в Краснодон письма, в которых чужие, но такие близкие нам люди искренне сочувствовали постигшему нас горю, гордились бесстрашием и смелостью юных патриотов, клялись отомстить за их мученическую смерть.
Среди огромного потока почты в адрес райкома комсомола поступило письмо с фронта и от нашего Михаила. Сын писал, что поклялся мстить за погибших молодогвардейцев. На счету у него было около тридцати убитых немцев.
Миша с радостью сообщал нам, что Центральный Комитет ВЛКСМ высоко оценил его скромную работу комсорга, наградив Почетной грамотой. В начале октября 1943 года Михаил был принят кандидатом в члены партии. Он гордился оказанным ему доверием и сознавал большую ответственность, которую налагает на него звание коммуниста.
«Теперь, когда я стал коммунистом, я буду бороться до последних дней моей жизни за великое дело Ленина», — писал он.
В эти дни в Краснодон приехал заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР, Председатель Президиума Верховного Совета Украинской ССР М. С. Гречуха. Он вручил родителям погибших молодогвардейцев грамоты, ордена и медали, которыми были посмертно награждены герои Краснодона. М. С. Гречуха передал нам письмо от Михаила Ивановича Калинина:
«Уважаемый Григорий Амвросиевич!
Ваш сын Главан Борис Григорьевич в партизанской борьбе за Советскую Родину погиб смертью храбрых.
За доблесть и мужество, проявленные Вашим сыном Борисом Григорьевичем Главаном в борьбе с немецкими захватчиками в тылу врага, он награжден орденом Отечественной войны первой степени.
Орден Отечественной войны первой степени и орденская книжка, согласно статье 10 статута ордена Отечественной войны, передается Вам для хранения как память о сыне, подвиг которого никогда не забудется нашим народом.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР
М. Калинин».
...Весна 1944 года. Вместе с весенним половодьем разливаются по земле радостные вести о победах наших войск. Советские войска, стремительно продвигаясь на запад, вступили на землю нашей родной Молдавии. Миша писал, что его часть в жестоких боях наносит сокрушительные удары по немцам в Латвии, изгоняя врага из Советской Прибалтики.
Но вдруг мы перестали получать от него письма. Я встревожилась и написала запрос в его часть.
Потянулись мучительные дни ожидания ответа. У меня сжималось сердце, когда я видела, что почтальон опять прошел мимо нашего дома. «Да неужто же, — думала я, — еще один удар?.. Нет, нет, не может быть. Я не перенесу...».
Но вот долгожданный почтальон завернул и к нам.
— С фронта, — говорит он и протягивает маленький бумажный треугольник. Адрес написан неуверенной рукой Михаила. Я торопливо вскрываю письмо.
«Дорогие мама и папа! За меня не волнуйтесь. Я нахожусь в госпитале. Был ранен осколком мины в голову и левую лопатку.
Чувствую себя неплохо, поправляюсь...»
Спустя недели две он сообщил, что выписался из госпиталя и возвращается в свою часть. Ему предложили поехать в тыл отдохнуть после тяжелого ранения, но Михаил отказался. «Я спешу вернуться в строй, чтобы бить проклятых фашистов. Я должен выполнить свою клятву и отомстить им за брата, — писал он нам. — Меня наградили медалью «За отвагу» и представили к награждению орденом Красной Звезды».
И опять почти каждый день стали поступать от Михаила короткие ободряющие письма. Но в начале августа 1944 года почтальон снова стал обходить наш дом. Я не находила себе места. Страшные мысли лезли в голову. Я терялась в догадках и порывалась написать командованию. Но муж отговаривал меня.
— Разве ты не видишь, что творится на фронте? Наступают невиданно стремительно. Михаилу теперь не до писем. Ему и отдохнуть некогда.
Я соглашалась и снова терпеливо ждала вестей. Но их не было...
Уже отшумел победный август. Красная Армия вела бои далеко на Балканах, а Михаил все молчал. Дни и ночи думала я о нем, с надеждой смотрела в окно, поджидая почтальона. Неутихающая боль терзала мое сердце. Я не допускала, я страшилась одной мысли, что и младший мой сын погиб.
Мы стали собираться домой. Молдавия считалась прифронтовой полосой, и въезд туда разрешался только по пропускам. Я поехала в Киев и выхлопотала пропуска.
Стояла поздняя осень. Поля и деревья были в печальном осеннем наряде. В развалинах лежали города и села. Но уже неудержимо и властно поднималась жизнь. Вставали из руин корпуса фабрик и заводов, через реки перекидывались новые мосты, слышался стук топоров.
Вернувшись из Киева, я прежде всего поинтересовалась, не было ли писем от Михаила. Муж растерянно ответил, что нет, не было. И опять стал убеждать меня, что во время такого большого наступления солдатам писать некогда...
— Но ведь раньше он писал и во время наступления, — перебила я его.
Григорий Амвросиевич как-то сразу осекся. Но желая успокоить меня, он придумывал новые доводы.
— А знаешь, его могли ранить... в правую руку, и он не может писать... Может, он в госпитале. Или выполняет такое боевое задание, что о себе невозможно дать знать. На войне всякое бывает... Зачем отчаиваться. Будем надеяться, что он жив и здоров.
И я надеялась…
СНОВА В МОЛДАВИИ
В последних числах декабря 1944 года, после освобождения Молдавии, мы с мужем вернулись на родину. Когда подъезжали к селу Царьград, невольно подумалось, как не похож этот приезд на тот, другой, 25 лет тому назад. Молдавия, полная сил и энергии, стояла и тогда на пороге незнакомой жизни в деревне. Здесь родились и провели свое детство мои сыновья. Здесь все полно ими.
Мы вернулись в Царьград постаревшие, осиротевшие. И домик наш, кажется, постарел и сгорбился от невзгод и испытаний. Он будто согнулся от горя на пустом дворе, и ветер пронизывал его худые стены. Ни одного дерева вокруг, только кое-где торчат черные пни. Оккупанты уничтожили все: любовно выращенный нами сад, виноградник, цветник.
Я сажусь на уцелевшую скамейку и смотрю на крыльцо. И мне все кажется, что вот сейчас выбегут на него Боря и Миша с ведерками и лопаточками в руках и мы втроем отправимся поливать грядки и цветы. Но дом молчит.
Писем от Михаила все не было, и 7 января 1945 года я послала письмо командиру части, в которой служил Михаил, с просьбой сообщить мне о сыне. И вот в середине марта 1945 года пришел ответ, которого я так боялась: «Ваш сын убит 6 августа 1944 г.». Извещение о смерти Михаила муж получил еще в Краснодоне и просил всех родителей молодогвардейцев скрывать от меня правду. Только когда я получила письмо от командира части, муж показал мне извещение. Я была в отчаянии. Все кончилось для меня. Казалось, жить дальше нет смысла, сердце не в состоянии вынести столько горя — не выдержит. Но оно выдержало... Все выдержало...
Много дней была я безразлична ко всем и всему. Ко мне приходили женщины, соседи. Они искрение сочувствовали моему материнскому горю. Говорили, что война скоро закончится, кончатся страдания нашего народа.
Сердце, оказывается, может вынести любое горе, даже самое страшное, — все может человек пережить. И я пережила. Только на всю жизнь осталась эта кровавая рана, и страшное несчастье сделало совсем белой мою голову.
В селе знали о подвиге молодогвардейцев и о мученической смерти Бориса.
Первым, с кем нам пришлось встретиться по возвращении в родное село, был товарищ Бориса Николай Добрянский. «Я знал Бориса в детстве, — вспоминал он. — С малых лет он отличался настойчивостью и самостоятельностью. Помню, однажды мы заспорили о чём-то на уроке географии. Борис, несмотря на вмешательство старших, сумел в горячем споре доказать свою правоту. После окончания начальной школы наши пути разошлись, и только в 1944 году я узнал о его гибели».
По вечерам у нас бывают односельчане. Они подолгу засиживаются, расспрашивают о боевых делах комсомольцев Краснодона, восхищаются их смелостью и мужеством, рассказывают о том, что натворили гитлеровцы в Царьграде. И мне опять вспоминаются июльские вечера 1919 года, когда к нам, только что приехавшим из России, вот так же шли люди и с живым интересом расспрашивали о революции, о Ленине, о победах Красной Армии в гражданской войне. Четверть века прошло с тех пор, новое поколение выросло за это время, поколение, которому рядом со старшим выпала большая честь — отстоять завоевания Великого Октября.
Я брожу по селу, и меня невольно тянет в те места, где часто бывали Боря и Миша. Вот каменная школа — в ней учились мои сыновья. Сохранилась парта, за которой сидел Борис. Теперь за ней сидят лучшие ученики, отличники учебы. Мне вспоминается теплый сентябрьский день 1926 года, когда я за руку вела шестилетнего Борю в первый класс. Как давно это было... и как будто вчера.
ПАМЯТИ ОТВАЖНЫХ
В мае 1944 года в Краснодоне был открыт музей «Молодой гвардии». Сначала он размещался в домике, где жил Олег Кошевой. Но с каждым годом количество экспонатов, отражающих героическую деятельность комсомольцев-подпольщиков, увеличивалось, и музей перевели в более просторное помещение.
Затем рядом с монументом «Клятва» на средства, заработанные комсомольцами во внеурочное время, было сооружено величественное здание музея.
Со всех концов Советского Союза и из-за рубежа приезжают сюда тысячи людей. В скорбном молчании проходят они по залам музея. С портретов смотрят на них ставшие такими родными и близкими герои «Молодой гвардии»: Олег Кошевой, Иван Земнухов, Ульяна Громова, Сергей Тюленин, Люба Шевцова, Иван Туркенич, другие молодогвардейцы. Рядом портреты руководителей партийно-комсомольского подполья Краснодона Ф. П. Лютикова, Н. П. Баракова и других коммунистов.
Картины и многочисленные экспонаты отображают важнейшие эпизоды из боевой деятельности «Молодой гвардии». За стеклянными витринами выставлены пожелтевшие листовки, временные комсомольские удостоверения, отпечатанные в тайной типографии.
В музее собраны личные вещи членов «Молодой гвардии»: книги, ученические тетради, дневники. Здесь можно увидеть пальто Сергея Тюленина, вышивки, которыми так любили заниматься Майя Пегливанова, Нина Минаева, Тося Мащенко. В бутылке хранится большой огурец, выращенный Сережей Левашовым. Стоит здесь и крупорушка, сделанная моим сыном Борисом в тот страшный день.
...12 сентября 1954 года навсегда останется в моей памяти. В тот день в Краснодоне состоялось открытие памятника «Клятва». Погода стояла теплая, солнечная, и в городе с утра царило необычное оживление. Сюда съехались многочисленные делегации, представители молодежи со всех концов страны.
Покрывало падает и обнажает стоящую на постаменте из серого и розового гранита бронзовую скульптуру высотой 12,5 метра. Она изображает молодогвардейцев в момент принесения клятвы на верность Родине.
На памятнике надпись: «Героям «Молодой гвардии» от Ленинского Коммунистического Союза Молодежи Украины».
27 июня 1959 года в Кишиневе на проспекте Молодежи был установлен памятник молдавским комсомольцам. Со знаменами и букетами живых цветов шли на площадь школьники, рабочие, молодые воины, колхозники. Почетный караул вместе с воинами несли юноши и девушки. Спало покрывало, и перед глазами присутствующих на 15-метровой высоте предстала девушка с факелом в руке — олицетворение порыва к радостной, счастливой жизни. У подножия памятника бронзовые фигуры героев-комсомольцев.
Педагогическому училищу в Бельцах, в котором учился Борис, и Дому пионеров в Сороках присвоено имя Бориса Главана.
Царьградцы тоже чтут память своего земляка. На нашем домике установлена мемориальная доска, на которой золотятся буквы:
«Здесь в 1920 году родился Борис Главам —
участник подпольной комсомольской
организации
«Молодая гвардия» в городе Краснодоне».
Сейчас в этом доме открыт музей.
Именем Бориса назван сельский клуб.
30 октября 1945 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета Молдавской ССР.
«Идя навстречу пожеланиям крестьян села Царьград Дрокиевского района Сорокского уезда в целях увековечивания памяти погибшего смертью героя члена подпольной организации «Молодая гвардия», верного сына молдавского народа Бориса Главана, переименовать село Царьград Дрокиевского района — родину Бориса Главана — в село Главан».
Весной 1946 года тяжело заболел мой муж. По совету врачей нам пришлось переехать в Кишинев.
В жаркий июльский день покидали мы село Главан. Многие пришли проводить нас.
Когда мы выехали из села, я долго оглядывалась, стараясь не потерять из виду наш домик, с которым связано столько воспоминаний. Но вот дорога спустилась в лощину, и родное село скрылось за холмом.
На этой дороге в июне 1940 года Боря и Миша встречали наших освободителей — бойцов Красной Армии. Жадно ловили они каждое слово о советской молодежи, страстно мечтали, вступая в новую жизнь, заслужить право называться настоящими советскими людьми.
Вспоминая теперь о жизненном пути моих сыновей, я думаю: они заслужили это право.
...Почти каждый год я или муж бываем в бывшем Царьграде. Не узнать теперь старый Царьград, колхоз, названный именем Бориса Главана. Шумит золотое море колхозной пшеницы. Гудят тракторы, комбайны.
Немало в селе людей со средним и высшим образованием. В 1953 году здесь была открыта школа-десятилетка, расширен клуб, работает библиотека. Десятки юношей и девушек села учатся в высших учебных заведениях Кишинева, Москвы, Киева, Одессы. В послевоенные годы здесь появились свои учителя, агрономы, врачи, зоотехники.
А по воскресеньям, в праздники, как и прежде, когда были живы мои дети, молодежь собирается в центре села напротив нашего домика. Взявшись за руки, юноши и девушки веселым кругом отплясывают жок, молдавеняску или поют песни о счастье, в борьбе за которое отдали свою жизнь Борис и Михаил, мои дорогие сыновья.
Окончание