Героям Сопротивления посвящается...
Главная | Корниенко Костя | Регистрация | Вход
 
Вторник, 19.03.2024, 13:14
Приветствую Вас Гость | RSS
Меню сайта
Форма входа
Корниенко Костя
 
 
Из книги «О подвигах, о доблести, о славе…». Составитель Г.Н.Яновский. Москва, «Детская литература», 1985.
 
л. Сотник
 
ДНЕВНИК КОСТИ КОРНИЕНКО
 
Обыкновенная тетрадка. В таких и сейчас школьники пишут класс­ные сочинения или решают задачки. На первой странице надпись: «Дневник Корниенко Константина Васильевича». Разве и сейчас мало любителей вести дневники? Вот только картинка на обложке такая, каких не встретишь сегодня: идут в бой, ощетинившись пушками и пулеметами, танки — предшественники знаменитых «тридцатьчет­верок», а над ними, распластав могучие крылья, проносятся много­моторные бомбардировщики. И невольно вспоминаются слова когда-то очень популярной песни:
 
Если завтра война, если завтра в поход,
Если черная сила нагрянет...
 
Ее пели осоавиахимовцы, возвращаясь с занятий, гулко топая по булыжной мостовой, единственной в нашем маленьком городке. Ее пели мы, мальчишки, пристроившись в хвост осоавиахимовской ко­лонне, смертельно завидуя парням с настоящими винтовками на плече...
Если завтра война... Но перевернешь страницу, и в лицо пахнет пороховой гарью и дымом пожаров. Война пришла. И то завтра, о котором пелось в песне, стало сегодняшним днем. Сегодня умирали люди, сегодня рушились мечты и надежды, сегодня каждый решал для себя мучительно трудный вопрос: как жить дальше? А песни... Песни пели другие... «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...»
Костик Корниенко... Небольшого росточка, худенький, черноволо­сый, с карими умными глазами. Донбассовский мальчишка. Сдвину­тая на затылок кубанка, расстегнутый полушубок... Таким он остался в памяти жителей села, таким он смотрит на нас с фотографии.
«Костю в школу отдали рано, — вспоминает его брат В. Корниен­ко. — Он был таким живым и подвижным, что ему трудно было выси­деть урок до конца. Учительница рассказывала маме, что он мог во время урока встать и выбежать из класса. Сам он говорил: «Встал и побежал». А вот учился брат хорошо. И очень много читал».
По характеру он был из тех, кого в ребячьей среде называют заводилами. Ни одно дело в классе или школе не обходилось без его участия. Вскоре одноклассники избрали его старостой, членом учкома. Долгое время Костя редактировал стенную газету и делал это с большим увлечением, даже переписывался с «Пионерской правдой», спрашивая у нее доброго совета.
«В этом мальчике счастливо сочеталось многое, — рассказала мне недавно бывшая классная руководительница Кости Г. Петренко. — Светлый разум, активный темперамент, дисциплинированность, скро­мность, настойчивость в достижении поставленной цели, любовь к технике, живописи, музыке. Все это было у Кости».
«Старший мой брат много читал о художниках и сам неплохо рисовал, играл на нескольких музыкальных инструментах, а в стар­ших классах увлекся радиотехникой. Впоследствии это увлечение ему особенно пригодилось...»
 
Он мечтал строить корабли и готовился к поступлению в Нико­лаевский кораблестроительный институт. Он любил жизнь. Но больше жизни он любил Родину. Может быть, потому первой дневниковой записью стали всем хорошо знакомые, но всегда бессмертные слова: «Жизнь дается человеку один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы...»
Это были не просто слова. Для него они стали священной запо­ведью, воинской присягой, которой он остался верен до конца.
Костика Корниенко, подростка из поселка Троицко-Харцызск, что в Донбассе, бойца шахтерского партизанского отряда «За Родину», расстреляли утром 11 марта 1943 года. Было солнечно и тепло. Пахло оттаявшей землей и тополиными почками. Он шел по рас­кисшей дороге, щурил глаза навстречу солнцу и, чуть шевеля раз­битыми губами, напевал свою любимую «Катюшу». Увидев соседку, переходящую дорогу с ведрами на коромысле, остановился на се­кунду, нашел в себе силы пошутить: «Зачем же, тетя, с пус­тыми...»
Конвоир толкнул его прикладом в спину.
У околицы он остановился. Сказал: «Дальше не ведите. Здесь будет лучше».
Грянул залп.
Об этом рассказывали очевидцы, и я ничем не приукрасил их рассказ. Человек встретил смерть. Встретил ее просто и спокойно. Так встретит ее не каждый. И тут необходимо процитировать еще одну запись из дневника, которая стоит чуть ниже известных слов Николая Островского: «Когда человек идет на смерть, то самое меньшее, что ему надо знать, это: зачем?»
Константин Корниенко знал.
Его похоронили за селом. На могиле посадили цветы. Человека не стало. И только боль запеклась навсегда в сердце матери, и только добрая память навсегда поселилась в сердцах людей. Осталась еще тетрадка. Дневник.
Напрасно, читатель, ты будешь искать в нем описания героических подвигов партизан. Условия конспирации не позволяли Костику сделать это. И все же каждая строчка дневника бесценна, как голос расстрелянной юности, дошедший к нам через годы, как памятник на партизанской могиле.
 
«Ст. Апостолово. 29 июля 1941 года.
В 5 часов вечера я услыхал печальное известие: бежен­цы рассказывают о бомбардировках Николаева и Одессы. Так и кажется, что вот-вот покажутся немецкие самолеты. Они уже были здесь немного раньше, шли бомбить Днеп­ропетровск и Запорожье...
 
5 января 1942 года.
Сижу вечером один. Пишу...
Утром встал поздно. Позавтракали. Дождался Шуру и Васю. Вместе с ними стали собирать «генератор». А что за генератор, расскажу после. Пришлось поработать. Но разве мы боимся работы?»
 
Удалось узнать, что это был за «генератор», о котором писал Костя. Так он условно называл радиоприемник, который хорошо послужил партизанам.
 
«7 января 1943 года.
В доме суматоха. Оказывается, должна прийти полиция с обыском и описать все имущество. Наше и дяди.
Ждали полицию до восьми вечера. Не пришли. Ходил к соседям. Когда шел домой, небо на востоке пылало. Вот бьют так бьют, что и небу жарко.
 
9 января 1942 года.
Сегодня был на допросе в полиции. Стучусь в дверь.
— Можно?
— Можно. Как твоя фамилия?
И начался допрос. На столе лежит наган, шомпол, пат­роны. Передо мной сидит начальник Харцызской уголовной полиции. За его спиной стоит винтовка. Он улыбается и, прищурив глаза, смотрит на меня. Я отвечаю ему тем же. Он спрашивает меня об оружии, имею ли я его. Допрос окончился скоро, потому что я отвечал точно и ясно.
Был на допросе и Вася (брат Кости.— Л. С.). Следова­тель сказал ему, что будет еще говорить со мной завтра и если он не будет удовлетворен моими ответами, то, на­верное, применит то, что применил к Петру Ракитову, — шомпол. А он меня уже предупреждал.
После допроса был у Хорошайло Н. и рисовал аква­релью новогоднюю елочку. Вышло хорошо.
 
13 января 1942 года.
В 10 часов утра позавтракал и ушел к Николаю X. рисовать «Вид скалы среди моря» Айвазовского. Открытка не цветная, и поэтому приходится делать две работы: ри­совать и подбирать цвет. Сегодня нарисовал только небо, на фоне которого видны грозовые тучки. Работа моя понрави­лась и Николаю и Митьке Блетникову, который сказал, что вот-вот с картины дунет ветерок.
Был у Николая до вечера.
Завтра Новый год (по старому стилю), а за мной вто­рично приходили из полиции, но по случаю того, что меня дома нет, они сказали, чтобы я пришел завтра. Как бы они меня не поздравили палками. Ну что ж, придется и палки принимать.
 
16 января 1942 года.
В ночь под 16-е мне что-то снилось... Я купался в мутной воде, а вокруг меня плавали гады, но не кусали. Надо быть осторожным, как бы и правда не укусил какой гад...
 
2 февраля 1942 года.
После продолжительного молчания возобновляю запись. Мой дневник спасся чудом. 16 января у нас в доме был сделан обыск, а я положил дневник под ящик, где он и спасся. У нас полиция взяла все тетради и радио­части...
Дня через два из нашего поселка стали выгонять в «добровольном порядке» на работу в Зугрэс, по расшире­нию плотины. Я тоже там «работал». Людей сгоняют в котловину. Там они работают на правах пленных под немецкой охраной. Я работал 3 дня, но в последнее время, ссылаясь на «боль» в левой руке, перестал ходить...
 
8 февраля 1942 года.
Последние пять дней ничего особенного для себя и для людей я не сделал...
Сегодня весь день вокруг нашего села слышались взрывы.
День сегодня был хороший, «погода летная», и поэтому, встав с постели и выйдя во двор, я сразу встретил три «ястребка», которые с быстротой молнии пронеслись над нашим домом. Они летели так низко, что казалось, вот-вот зацепят за дымоходные трубы, а колхозники любова­лись их полетом, говорили, что советские летчики до того смело летают, что скоро будут ездить по улицам, запруженным немцами. Целый день был слышен рокот моторов советских самолетов, стрельба немецких зениток и шум «телеги».
 
17 февраля 1943 года.
Сегодня был весь день на ногах. На улице тает. Тепло. Похоже на весну...
Хочется многое написать, но знаю, что это опасно. Вот сейчас пишу, а может быть, завтра меня здесь не будет. Слыхал, что якобы полиция сегодня эвакуируется, и по­этому я не исключаю возможности, что и нас могут эва­куировать. Хотя бы дней на десять позже.
Часто ловлю себя на мысли: не хочется погибать, не сделав большой пользы для Родины. Лучше бы погибнуть на фронте. Знаю, что если бы я попал на фронт, то вся моя хандра быстро бы отпала...»
 
Окончание фразы тщательно зачеркнуто. Это последняя фраза в дневнике. Через день Константина Корниенко арестовали. За не­сколько дней до смерти он думал о том, что слишком мало сделал для Родины, хотя его послужному списку мог бы позавидовать и бывалый партизан: распространение листовок, диверсии, вооруженные напа­дения на полицейских и фашистских солдат, доставка оружия и боеприпасов во взводы отряда, переход линии фронта для связи с командованием и т. д. В момент ареста он продолжал думать и заботиться о других. Когда фашисты ворвались в комнату, Костя успел прикрыть одеждой, что висела на вешалке, бойца партизан­ского отряда, которому потом удалось скрыться.
Много хорошего можно бы рассказать о Косте Корниенко — парнишке из поколения Чекалиных и Матросовых, но пусть это лучше сделает человек, обязанный ему жизнью и свободой, — народный артист Грузинской ССР Михаил Туманишвили. Ему Костя помог бежать из плена и долгое время прятал у себя в саду.
«Костика Корниенко мне трудно забыть, — писал мне Тумани­швили. — Он обладал необычайным человеческим обаянием, которое очень быстро сближало его с людьми.
Судьба свела меня с ним в те годы, когда Донбасс представлял собой груду взорванных зданий, шахт, конструкций, дорог, жизней. Мы часто встречались с Костиком в шалаше. Им владела фанати­ческая ненависть к гитлеровцам и полицаям, и при виде их он не умел себя сдерживать.
Как-то раз, найдя в поле листовку «Вести с Советской Родины», он принес ее мне в шалаш, и мы долго работали. Костик притащил из дому кипы старых тетрадей, карандаши; через два дня у нас было больше сотни рукописных копий, которые он унес с собой. Среди кого он их распространял — не знаю. Очень хорошо помню, как он рас­сказывал о своих друзьях, которые вместе с ним потопили на какой-то переправе около 20 немцев.
Показал он мне свой тайник во дворе дома, вправо от ворот, при входе, где он хранил оружие. Когда я спрашивал у него, откуда все это и где эта переправа, он неопределенно водил рукой по воздуху и весело улыбался.
Несколько раз он обучал нас разговорному шифру-коду, которым пользовались его друзья, когда хотели «напакостить» фашистам и полицаям» (это его выражение).
Я бы таким, как Костик, из золота памятники ставил. Он весь, до последней клетки своего существа, был героем, верящим в красивую, замечательную идею. Костик никогда не бил себя кулаком в грудь, не кричал напыщенных фраз — он был просто обыкновенным хоро­шим советским парнем, а такие парни и были героями.
Костик был мечтателем и часто рассказывал, какая прекрасная жизнь будет после войны.
Таких, как Костик, надо помнить героями — они были героями, ведь они еще детьми сражались за Родину».
Поиск
Архив записей
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz

  • Сайт создали Михаил и Елена КузьминыхБесплатный хостинг uCoz