Героям Сопротивления посвящается...
Главная | Трагедия на Анчупанских холмах | Регистрация | Вход
 
Вторник, 19.03.2024, 09:01
Приветствую Вас Гость | RSS
Меню сайта
Форма входа
Из книги «НЕОТВРАТИМОЕ ВОЗМЕЗДИЕ». ПО МАТЕРИАЛАМ СУДЕБНЫХ ПРОЦЕССОВ НАД ИЗМЕННИКАМИ РОДИНЫ, ФАШИСТСКИМИ ПАЛАЧАМИ И АГЕНТАМИ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКИХ РАЗВЕДОК
Под редакцией генерал-лейтенанта юстиции С. С. Максимова.
Составитель М. Е. Карышев.
МОСКВА ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО 1987
 
Генерал-майор юстиции в отставке А. АНАНЬЕВ,
подполковник в отставке Ф. ТУЛИКОВ
 
ТРАГЕДИЯ НА АНЧУПАНСКИХ ХОЛМАХ
 
С каждым годом все ярче расцветает жизнь в Советской Латвии, которая обрела счастье в единой семье братских народов. По веснам буйно цветут яблони, зеленеют леса и парки, ясное небо отражается в разливах рек и многочисленных озерах. Прекрасно в Латвии лето, когда зеленоватые волны Балтики мягко плещут­ся в отлогие песчаные берега; хороша и осень, когда земля щед­ро отдает людям свои плоды.
Рождается и подрастает новое поколение людей. Молодежь, не видевшая воочию ужасов минувшей воины, благодарна своим дедам и отцам, которые в суровой борьбе с коварным врагом отстояли свободу и независимость Родины.
Но не изгладились в памяти народной кошмарные годы фашистской оккупации, не забыты злодеяния гитлеровских извергов и их холуев, творивших свое черное дело на земле Лачплесиса. Об этом напоминают братские могилы в Бикерниеках, обелиски в Резекне и Саласпилсе, об этом рассказывают живые свидетели мрачного лихолетья.
...Местечко Анчупаны в Латгалии. Поросшие лесом холмы. Проторенные дорожки ведут к могилам, вокруг которых, как бессменные часовые, стоят задумчивые сосны и ели. Сколько жизней, загубленных руками фашистских убийц, скрывают эти могилы? Много. Очень много.
А неподалеку от Анчупанских холмов в зелени молодых садов утопает деревня Аудрини. Это поселение возникло на месте той деревин, которую дотла выжгли устроители «нового порядка» и их местные приспешники во главе с начальником Резекненского уезда Альбертом Эйхелисом — зверем в образе человека. И жи­тели в этой деревне теперь другие, потому что жившие здесь до январских дней 1942 года, кроме тех немногих, кто по счастливой случайности в эти трагические дни находился у родственников в соседних деревнях, были расстреляны.
Три недели, с 11 по 30 октября 1965 года, в Риге, в зале Двор­ца культуры завода ВЭФ, разбиралось уголовное дело против группы фашистских прихвостней. Одна за другой восстанавли­вались кошмарные картины массовых убийств, пыток, истязаний советских людей на территории Резекненского уезда. В измене Родине и преступлениях против человечности обвинялись: Эйхелис Альберт Янович — бывший адъютант полка военно-фаши­стской организации айзсаргов, а затем, после вторжения в Латвию немецко-фашистских захватчиков, — начальник Резекненского уезда;
Майковскис Болеслав Язепович — бывший командир роты айзсаргов, а с 27 июля 1941 года до лета 1944 года — начальник 2-го участка полиции Резекненского уезда;
Пунтулис Харальд Петрович — бывший командир взвода айз­саргов, назначенный затем гитлеровцами начальником 4-го уча­стка полиции Резекненского уезда;
Басанкович Язеп Антонович — бывший айзсарг, вступивший после вторжения оккупантов в группу «самоохраны» и состояв­ший на должности старшего полицейского;
Красовскис Янис Янович — служивший во время гитлеров­ской оккупации Латвии в группе так называемой вспомогатель­ной полиции;
Вайчук Петерис Петрович — бывший надзиратель Резекненской тюрьмы, а с 1943 года — начальник Абренской тюрьмы.
К сожалению, три места на скамье подсудимых пустовали: Эйхелис, Майковскис и Пунтулис после разгрома гитлеровских полчищ нашли убежище на Западе. Уголовное дело против них рассматривалось заочно.
Признания обвиняемых и показания многочисленных свидете­лей заставляли содрогаться сердца всех, кто присутствовал в зале.
Аудрини... Расследованием трагедии, происшедшей здесь, и от­крылся судебный процесс.
...Крестьянка деревни Аудрини Анисья Глушнева укрыла пя­терых советских солдат, бежавших из гитлеровского лагеря воен­нопленных. Ей было жалко измученных людей, от которых оста­лись лишь кости да кожа. Она делилась с ними последними скуд­ными запасами еды, добывала продукты у соседей. Она знала, что фашисты не пощадят за это ни ее, ни малолетнего сынишку Васю. Знала, но сердце патриотки приказывало поступать так, а не иначе.
Едва окрепнув, невольные гости Анисьи собрались уходить в лес, к партизанам. Именно в это время и обнаружили их поли­цейские. Попытки задержать советских солдат не удались. Они оказали решительное сопротивление. Завязалась перестрелка, в результате которой были убиты один красноармеец и один поли­цейский. Каратели вынуждены были отступить, и четверо остав­шихся советских солдат скрылись в лесу.
Вскоре отряд карателей во главе с начальником участка Майковскисом окружил избу Глушневых, Полицейские схватили Ани­сью и ее малолетнего сына.
Как рассказывал на суде очевидец этих событий Александр Петрович Репин, допрос Анисьи был изуверским. Ее били чем попало, рвали волосы, совали в глаза и уши горящие спички. Пытали и Васю.
Истязая женщину и ребенка, полицейские допытывались: «Где находятся партизаны?»
Часть полицейских бросилась к лесу искать беглецов. Им уда­лось настичь их, но, потеряв в перестрелке еще трех человек, каратели вернулись обратно. Неудача взбесила их. Эйхелис собрал своих подчиненных на короткое совещание и сказал:
— С нас спросит оберштурмбаннфюрер Штраух. Чем ответим ему?
— Кровью аудринцев! — воскликнул Майковскис. Он стоял с багровым от злости лицом, то и дело нервно поправляя порту­пею. — А деревню сотрем с лица земли!
Так и порешили.
Гитлеровские власти одобрили акцию устрашения. Во всем Резекненском уезде на стенах домов и на столбах был расклеен приказ начальника германской полиции безопасности Латвии оберштурмбаннфюрера Штрауха. В приказе говорилось, что жи­тели деревни Аудрини длительное время укрывали у себя красно­армейцев, давали им продовольствие. За это Штраух назначал следующие наказания:
а) смести с лица земли деревню Аудрини;
б) жителей деревни Аудрини арестовать;
в) 30 жителей мужского пола деревни Аудрини 4 января 1942 года публично расстрелять на базарной площади города Резекне.
О том, как происходил арест мирных жителей, рассказал на суде свидетель Владимир Турлай:
«Как только полицейские въехали на окраину села, они окру­жили дом, приказали находившимся в нем людям одеться и вы­ходить на улицу. Там их посадили на подводы. Затем окружили следующий дом. Арестовывали всех членов семьи без исключе­ния: мужчин, женщин, стариков и детей».
Арестованных привезли в Резекненскую тюрьму. О режиме, который там царил, поведала суду Капитолина Нефедовна Пла­тонова. Вот выдержки из ее показаний: «На тюремном дворе, когда мы слезли с машин, полицейские и тюремщики над нами всячески издевались и насмехались. Многие мужчины и женщины были подвергнуты пыткам. Например, когда я спустя некоторое время увидела своего соседа Василия, он был весь в крови, с опух­шим лицом, покрытым синяками и кровоподтеками. На моих глазах долго мучили мою двоюродную сестру и других женщин. Я не выдержала и потеряла сознание... Ни есть, ни пить нам не давали...»
В Резекненской тюрьме аудринцев даже не регистрировали: зачем, если судьба их была определена? Так показал на суде А. Ракович, который во время оккупации служил в тюремной конторе.
В то время когда арестованных заталкивали в тесные, воню­чие камеры, по деревне Аудрини рыскали грабители. Забирали все, что осталось в избах. Награбленное вывозили из деревни — подвода за подводой. Об этом рассказали свидетели Иван Милорадов и другие.
2 января в Аудрини снова нагрянула орда полицейских. На легковой автомашине прикатили Эйхелис и Майковскис.
Сожжение деревни, состоявшей из 42 дворов, производилось организованно: Эйхелис хотел, чтобы все избы вспыхнули одно­временно. Для этого у каждого строения было выставлено по по­лицейскому с факелом наготове. Поджигали разом, по красной ракете, пущенной Эйхелисом.
И вот вся деревня объята пламенем. Багровые отсветы пля­шут на лицах поджигателей. По улицам бегают обезумевшие со­баки.
Потом полицейские устроили пиршество. Пили стаканами вод­ку и самогон, ели жаркое (закололи свиней аудринцев). Эйхелис поблагодарил подручных за успешное выполнение задания.
— Надеюсь, что вы проявите столь же высокую твердость и в проведении завтрашней акции! — сказал он.
Полицейские пока не знали, в чем будет состоять эта акция. Водили мутными глазами, перешептывались: «Что еще за рабо­тенка? Лишь бы не партизан ловить — там, в лесу, могут и прикончить». Узнав, что завтра предстоит расстрел аудринцев, при­ободрились:
— Это можно!
...Уже наступили сумерки, когда во двор Резекненской тюрь­мы начали въезжать грузовики. В коридорах послышался топот ног, обутых в кованые солдатские сапоги. Тюремные надзиратели, вооруженные пистолетами и резиновыми дубинками, распа­хивали двери камер, в которых находились аудринцы.
— Выходи!
— Эйхелис и начальник тюрьмы Краминь стояли во дворе, — вспоминает свидетель Р. Кантор. — Надзиратели Вайчук и другие гнали жителей Аудриней к воротам тюрьмы, где их сажали в автомашины.
Картина была ужасной. Многие женщины кричали, умоляли не везти их на расстрел... Некоторые из них отказывались идти к автомашинам, падали на землю. Тюремные надзиратели били их резиновыми дубинками... Тем, кто сопротивлялся, скручивали руки и связанными бросали в машины.
С обреченных сдирали пальто и овчинные полушубки: «Они вам теперь без надобности».
Нагруженные машины направились к поросшим лесом Анчупанским холмам. О том, что произошло дальше, рассказали на суде свидетели Н. Шалаев и В. Умбрашко, которые вместе с другими заключенными были доставлены на Анчупанские холмы для рытья могилы. Н. Шалаев, например, показал:
— В Анчупанских горах нас заставили рыть яму. Это было ночью третьего января сорок второго года. Рыть яму было тя­жело, и поэтому к указанному времени такую, как нам сказали, мы вырыть не успели. На легковой машине приехали Эйхелис и Майковскис... Вслед за ними прибыли автомашины с арестован­ными жителями деревни Аудрини. Сразу же началось массовое убийство этих людей. После расстрела трупы сбрасывали в яму.
У одной из жительниц Аудриней в тюрьме родился ребенок. Перед расстрелом она тайком сунула его в кучу тряпья на краю ямы: авось кто-нибудь сжалится над ним. Но младенца заметил старший полицейский Смилтниек. Свидетель Я. Клапар вспоми­нает, что Смилтниек потом хвастался: «Когда я выстрелил, он так и разлетелся вдребезги».
Расстрел производила специальная группа полицейских, воз­главляемая Пунтулисом.
«Эйхелис, — говорится в приговоре суда, — не только руково­дил массовым уничтожением невинных людей, но и лично стре­лял в них. Он добивал из пистолета те жертвы, которые были ранены и подавали признаки жизни».
Так было убито 170 мирных жителей, в том числе более 50 детей.
Тридцать мужчин (как указывалось в приказе Штрауха) фа­шистские палачи расстреляли на базарной площади города Резекне. Казнь производилась под колокольный звон. Эйхелис, Майковскис, глава команды исполнителей Харальд Пунтулис и его помощник Дроздовскис показали здесь «высокий класс» своего палаческого ремесла.
Ю. Якушонок был очевидцем этой «показательной казни». Он сообщил на суде некоторые ее подробности. По его словам, немецкий офицер обратился с помощью переводчика с речью к со­бравшимся. Он сказал, что если жители не будут подчиняться оккупантам, то их расстреляют так же, как и аудринцев.
Среди 30 человек, ожидавших расстрела, были юноши в воз­расте 13—17 лет. Полицейские в первом ряду встали на колени. Пунтулис командовал при помощи свистка. Расстреливали груп­пами по десять человек. Пунтулис добивал раненых. Затем из тюрьмы доставили заключенных, которые погружали трупы в ав­томашины.
Немецкие чины, присутствовавшие на площади, довольно по­вторяли: «Гут!» А горожане, согнанные на «показательную казнь», со слезами на глазах, с болью в сердце, с ненавистью к убийцам смотрели на земляков-латгальцев, стоявших под дулами немецких винтовок. Никто из обреченных не просил пощады. Как показал на суде свидетель Иван Лукьянов, кто-то из них запел «Интернационал». Матвей Глушнев устоял после залпа. Он крикнул в лицо палачам:
— Мы не напрасно проливаем свою кровь. Придет день...
Пунтулис подскочил к нему и в злобном исступлении начал палить в него из пистолета. Замертво упал патриот, а над пло­щадью, казалось, все еще звучали его слова: «Придет день!..»
Невиданным по жестокости террором немецко-фашистские за­хватчики и их прихвостни пытались запугать население Латвии, ослабить партизанское движение. Но советские патриоты не прекращали борьбу. Горели и поднимались на воздух вражеские склады, летели под откос эшелоны с вооружением, боеприпасами, снаряжением и живой силой, распространялись листовки, при­зывающие к борьбе. Росло и ширилось сопротивление власти ок­купантов. Все, кто были способны держать в руках оружие, ухо­дили в леса, становились в ряды народных мстителей.
А гитлеровцы, неся на фронтах тяжелые поражения, продол­жали зверствовать на земле, воспетой Яном Райнисом. Им изо всех сил помогали предатели Родины — местные националисты, бывшие айзсарги, отщепенцы, потерявшие человеческий об­лик.
С особым рвением проводили они расовую политику Гитлера. Как сказано в приговоре суда, еще в первые дни оккупации Лат­вии полицейские во главе с Язепом Басанковичем, стремясь выслужиться перед гитлеровцами, арестовали в поселке Силмала 80 мирных жителей еврейской национальности. Арестованных передали немецкой воинской части. Фашистский офицер, награжденный Железным крестом, брезгливо поморщился и махнул ру­кой: «Расстрелять. — А Басанковичу, угодливо вытянувшему шею, небрежно бросил: — Неужели вы сами не знаете, как осво­бождаться от нежелательных элементов? Действуйте решитель­нее...»
Эйхелис, Майковскис, Пунтулис, Басанкович, Красовскис, Вайчук и другие предатели из кожи лезли вон, чтобы угодить своим хозяевам, оправдать их доверие. Летом 1941 года отряд полицейских, руководимый Пунтулисом, «освободил» от евреев по­селок Риебини. Забирали семьями, от глубоких старцев до груд­ных детей. Арестованных согнали в местную синагогу, набив ее до отказа. В ожидании грузовиков обреченных на смерть охра­нял Басанкович, подчинявшийся Пунтулису. Прислушиваясь, как люди в синагоге плачут и молят о пощаде, Басанкович подмиги­вал своим подручным: «Ничего, скоро успокоятся».
Через некоторое время всех погрузили на машины и повезли в ближайший лес. Дети, прижимаясь к матерям, спрашивали:
— Куда мы едем?
— В гости, — отвечали матери, — в гости.
— А мы вернемся домой?
— Вернемся, конечно вернемся.
Они не вернулись. Как указано в акте № 1/21 Чрезвычайной комиссии Латвийской ССР от 15 октября 1944 года, приобщенном к материалам уголовного дела, в поселке Риебини расстрелян 381 житель еврейской национальности.
Так называемые «акции» по отношению к советским гражда­нам еврейской национальности в дальнейшем проводились систе­матически. Местом массового убийства палачами были облюбо­ваны Анчупанские холмы. Они буквально пропитались кровью человеческой. Расстрелы производились обычно командой Пунтулиса при непременном участии его помощника Дроздовскиса и старшего полицейского Басанковича. Они привыкли к своему «ре­меслу» и в лес ехали со спокойствием дровосеков. Чтобы не было скучно, они развлекались, придумывая разные издевательства над людьми, жить которым оставалось считанные минуты.
Свидетель П. Лиетавиетис, бывший во время оккупации лич­ным шофером Эйхелиса, как о чем-то обыденном показывал на суде:
— Вначале расстреливали евреев в одежде, а затем стали раз­девать их догола. Одежду после расстрела собирали.
Нередко к ямам, вырытым на Анчупанских холмах, подвозили не живых людей, а трупы. Значит, расправу над беззащитными людьми чинили прямо на месте. Например, около 200 малтинских евреев уничтожили в самом поселке Малта, в каменном подвале дома № 76 на нынешней улице 1 Мая.
О подробностях расстрела малтинских евреев рассказали суду обвиняемый Басанкович, свидетель А. Мышлевский (бывший по­лицейский) и другие.
Убивали евреев в поселке Малта всех подряд, от стара до мала. Из сарая, служившего местом предварительного заключения, группа полицейских перегоняла людей партиями в подвал. Со всех была предварительно сорвана одежда. Женщины, раздетые до нижнего белья, несли на руках детей. Ребятишек побольше вели за руки. Поселок оглашался криками и плачем обреченных на смерть людей.
Другая группа полицейских во главе с Басанковичем охра­няла сарай, чтобы никто из арестованных не мог скрыться, из­бежать гибели. С теми, кого бросали в подвал, расправлялись помощник Пунтулиса Дроздовскис, полицейские Лемешонок-Эглас и Лисовский. Они из автоматов и пистолетов стреляли в сбившие­ся кучей тела, в искаженные ужасом лица.
Когда очередная партия людей переставала шевелиться на цементном, присыпанном опилками полу, другая группа полицейских выносила тела расстрелянных из подвала, чтобы осво­бодить место для следующей партии.
Закончив «работу», убийцы поделили имущество своих жертв. Львиная доля, как обычно, при этом досталась главарям. Наи­более ценные вещи забрал Пунтулис, многое перепало Дроздовскису. А вот Басанковича «обидели». Он жаловался, что успел прихватить лишь пальто и платье для жены.
Однажды ранним осенним утром к дому Силантия Ковалева, жителя села Вецружины, подкатила подвода. С нее спрыгнули и ворвались в помещение фашистские холуи Басанкович, Баркан, Мышлевский и Михненок.
— У вас квартирует учитель Салтупер? — спросили они.
— Да, у нас... — растерянно ответили хозяева. Исчерпывающее представление о расправе над семьей Салтуперов дает стенограмма показаний подсудимого Я. Басанковича. Вот она:
«Баркан сказал мне, что есть работа. Нужно арестовать граж­дан еврейской национальности в Ружинской волости. Все осталь­ные евреи в уезде были уже расстреляны. Таков, мол, приказ Пунтулиса, что ему, Баркану, нужно справиться своими силами. На следующее утро чуть свет мы во главе с Барканом прибыли на квартиру к учителю Салтуперу... Семья состояла из него, его жены и двоих детей школьного возраста. Всех четверых усадили на подводу и повезли. Люди поняли, что их ждет, и спрашивали, почему их везут через лес. Баркан ответил — так надо.
Каждому полицейскому была указана его жертва, в которую нужно будет стрелять. Когда в лесу мы поравнялись с заранее вы­рытой ямой, Баркан дал условный сигнал. Я выстрелил из револьвера в мальчика. Баркан застрелил одного из взрослых, а остальные стреляли каждый в свою жертву. Я попал ребенку в спину. Баркан выругал меня: кто так стреляет! Он сам два раза выстрелил в голову моей жертве.
Все трупы свалили в яму. Баркан снял с взрослых обручаль­ные кольца и сказал, что отдаст их Пунтулису. Во время рас­стрела телега была забрызгана кровью. Поэтому мы пошли в во­лостной дом пешком, а Мышлевский поехал к озеру приводить телегу в порядок. Позже Баркан позвал меня с собой на квартиру Салтуперов проверить, нет ли там золота. Произвели обыск, но ничего ценного не нашли».
Фашистские наемники свирепо расправлялись и с теми, кто укрывал евреев. Двое евреев были найдены в селе Дзергилово в доме Афанасия Зимова. Это были Фальк Борц и девушка по имени Рая (фамилия ее осталась неизвестной). Борца повесили тут же в саду на яблоне. Смотреть на казнь собрали всех жите­лей села. Раю, которая уже была однажды под расстрелом и чу­дом осталась жива, выбравшись из наспех засыпанной ямы, уве­ли в тюрьму. Там ее гитлеровцы замучили до смерти. Зверским пыткам подверглась и семья Зимовых.
— Меня увели в сарай и подвесили, — вспоминает Терентий Зимов, которому было тогда 11 лет. — Петлю мне накинули не на шею, а пропустили под мышками. Подвешенного таким образом, меня били...
После публичных акций всегда произносились угрожающие речи. Так было и на этот раз. Очевидец этого события Алоиз Анч показал: «Когда у виселицы собрались все жители села, с речью выступил начальник полицейского участка Майковскис. Он пре­дупредил, что каждого, кто посмеет прятать у себя евреев или других неугодных фашистскому режиму лиц, ожидает участь аудринцев».
Наряду с евреями убивали цыган: они тоже оказались вне «закона». Их гнали на Анчупанские холмы толпами. Это были преимущественно женщины и дети. Грудных детей матери несли по обыкновению в больших платках, перекинутых через плечи. Дети постарше цеплялись за широкие юбки матерей. Гортанны­ми голосами женщины просили, плача:
— Золотые вы наши, бриллиантовые, отпустите! Мы вам сча­стья нагадаем!..
Но каратели молчали, подгоняя свои жертвы. Вскоре в Анчупанском лесу раздавались залпы, и умолкали голоса женщин, плач детей.
Сколько же всего мирных жителей еврейской и цыганской национальности уничтожено в Резекненском уезде Латвии? К уголовному делу, о котором идет речь, приобщен «Обзор дея­тельности Резекненской полиции на 20 июля 1942 года». Согласно этому документу к указанному времени уездная полиция истребила 5128 жителей еврейской и 311 — цыганской нацио­нальности.
Фашистские оккупанты и латышские предатели особую же­стокость проявляли по отношению к партизанам, советским ак­тивистам. Кровью патриотов обагрены руки бывшего командира Даугавпилсского отделения полиции безопасности в Латвии оберштурмфюрера СС Гюнтера Табберта, имя которого часто упоми­налось на суде.
Сотни раз устно и письменно повторял он слова: «Я приказы­ваю расстрелять». Вот один из его приказов, опубликованный в грязной газетенке «Резекнес зипяс», которая издавалась Эйхелисом, и приложенный к уголовному делу:
«Жители деревни Мордуки (Барсуки), Рундепской волости, скрывали у себя бежавших коммунистов и красноармейцев, а также всячески их поддерживали. В борьбе с этими элементами застрелен один латышский полицейский.
Последовательно применяя объявленную в случае с селом Аудрини меру наказания, я приказал 6 января 1942 года расстре­лять в Лудзе всех замешанных в этом происшествии лиц.
Табберт,
оберштурмфюрер СС».
Выполняя этот приказ, Эйхелис послал в Лудзу отряд кара­телей во главе с Пунтулисом. На процессе Басанкович, прини­мавший участие в этой «операции», рассказал:
— В начале сорок второго года я по распоряжению Пунтулиса принимал участие в расстреле жителей одного из сел Лудзенского уезда... Меня при проведении этой акции не включили в число стреляющих, а обязали после расстрела каждой группы жителей подходить к яме и добивать тех, кто после залпа упал в яму и не был убит, то есть я должен был добивать раненых... Я выстрелил в одного лежащего в яме мужчину, который прояв­лял признаки жизни. Всего в этой акции было расстреляно при­мерно двести человек гражданского населения.
Истязали, расстреливали, добивали, бросали в ямы... Это про­исходило на оккупированной фашистами территории почти еже­дневно. Советских людей мучили и убивали без суда и следствия. Все это делалось просто, как нечто обычное, будничное. Вот один из эпизодов, рассказанный на суде переводчиком Даугавпилсско­го гестапо И. Пладе.
В декабре 1941 года Табберт, гауптшарфюрер Гинтерберг и обершарфюрер Унгетум пожаловали в Резекненскую тюрьму.. Там их встретил начальник латышской политической полиции Кроль, который просил Табберта решить вопрос о судьбе группы заклю­ченных. И тот решил: 70 человек казнить, 170 выслать в концен­трационные лагеря.
Бывший руководитель полиции СС в «Остланде» обергруппенфюрер и генерал полиции Фридрих Еккельн в декабре 1945 года, когда военный трибунал ПрибВО допрашивал его об уничтожении антифашистов в оккупированной Прибалтике, был вынужден признаться:
«Советских граждан мы арестовывали главным образом за то, что они были советскими патриотами и были настроены про­тив нас как оккупантов. Мы арестовывали людей и за то, что пе­ред оккупацией они были советскими активистами или же при­надлежали к Коммунистической партии. Большое число советских граждан было арестовано за самые незначительные антине­мецкие проступки. При помощи репрессий мы хотели принудить советских граждан относиться к нам лояльно».
Кровавые агрессоры требовали к себе лояльности, но совет­ские люди не хотели покоряться им. Никакие жестокие репрес­сии не могли сломить их волю, ослабить усилия в антифашист­ской борьбе. Они хотели снова видеть свой край свободным и счастливым.
В бессильной злобе гитлеровцы изощрялись в зверствах. По­литических заключенных содержали в тюрьмах, которые не отап­ливались даже в лютые морозы, их морили голодом, подвергали изуверским пыткам. Редко кто из попавших в лапы палачей оста­вался живым.
Имеющиеся в уголовном деле акты Государственной чрезвы­чайной комиссии по расследованию злодеяний, совершенных не­мецко-фашистскими захватчиками в городе Резекне и в волостях Резекненского уезда, беспристрастно свидетельствуют: только в Резекненском уезде, где орудовал Эйхелис, оккупанты и их при­служники в общей сложности умертвили 15 199 мирных жителей, в том числе 2045 детей. В этот страшный счет не входят военно­пленные, которых убийцы тоже не щадили и убивали тысячами.
С наступлением Советской Армии гитлеровцы начали спеш­но заметать следы своих преступлений. Когда гул орудий донес­ся до Латвии, палачи, боясь возмездия, засуетились и здесь. Тот же военный преступник Еккельн, представ перед судом военного трибунала в 1946 году, показал:
— В январе сорок четвертого года ко мне в Ригу прибыл из Берлина сотрудник гестапо Плобель. Он сообщил, что лично от Гиммлера получил тайный приказ о сожжении трупов всех, кто был нами расстрелян... Он сказал, что могильные ямы разроют и трупы сложат в большие штабеля вместе с дровами. Штабеля обольют горючим и будут продолжать процесс сожжения до тех пор, пока от трупов не останется ни малейшего следа... Для рас­капывания могил были использованы заключенные из лагерей. После вскрытия могил они были расстреляны и сожжены вместе с извлеченными трупами...
Суетливое оживление наблюдалось в те дни и на Анчупанских холмах. Человекоубийцы раскапывали ямы, вытаскивали из них трупы, складывали их вперемежку с дровами в большие шта­беля. К этим страшным пирамидам подвозили на грузовиках бочки с горючим. Вскоре и лес на Анчупанских холмах, и вся окрестность окутались смрадным, удушливым дымом.
Однако палачам не удалось скрыть свои злодеяния. О них рассказывают немногочисленные свидетели, оставшиеся в жи­вых, бесстрастно повествуют секретные документы, захваченные у врага, о них вопиет сама латвийская земля.
Осенью 1944 года, когда советские войска выбили гитлеров­цев из Латгалии, была создана Чрезвычайная комиссия Латвий­ской ССР.
 
 
На Анчупанских холмах, где учинялись массовые казни лю­дей, она нашла пустые могильные ямы. Песок возле них был сплошь усеян пулями. На том месте, где совершалось сожжение трупов, нашли обугленные человеческие кости, металлические оправы от очков, остатки каблуков от обуви и многие другие не­оспоримые улики фашистских зверств.
В Латвии, как и повсюду на оккупированной территории Со­ветского Союза, гитлеровцы последовательно проводили полити­ку Гитлера: часть населения физически уничтожить, остальных превратить в рабов, призванных обслуживать господ «высшей расы». Людей под конвоем гнали в тюрьмы и концентрацион­ные лагеря. А оттуда было два пути: в холодные ямы на Анчу­панских холмах или на каторгу в Германию. Только из Резекненского уезда на подневольные работы в фашистский рейх было угнано свыше 5000 человек. Эта цифра приведена в материалах вышеназванной Чрезвычайной комиссии.
Неописуемо тяжким был путь советских людей в постылую неволю. Вот что рассказала на суде Татьяна Иванова, прошедшая тернистый путь от родного села до вражеского логова:
— Мы с сестрой состояли в молодежной подпольной органи­зации. Полиции стало известно о нашей деятельности. Меня взя­ли третьего декабря сорок третьего года. Допрашивали с шести часов вечера до полуночи. В комнате за столом сидели немец и переводчица. Первый вопрос был: «Где партизаны?» Я молчала, и переводчица начала бить меня по лицу, по голове... На второй день снова спрашивали о партизанах. Я молчала, и опять меня начали избивать: двое полицейских колотили резиновыми дубин­ками так, что я упала и потеряла сознание. В середине июля нас повели на станцию Абрене, загнали в товарные вагоны и по­везли в Саласпилсский лагерь. Когда мы были в бане, вошел гит­леровец с огромной овчаркой и резиновой дубинкой в руках. Он ходил среди нагих женщин и осматривал их, как скот. В первый вечер строй заключенных прогнали мимо виселиц с тремя пове­шенными. Это было предупреждение: каждого, кто осмелится бе­жать, постигнет такая же участь.
Через три недели всю партию, в которой находилась Татьяна Иванова, отправили из Саласпилса в Германию. Она попала в Равенсбрук — лагерь-распределитель. Камеры были переполнены. Еще через три недели ее перевели в лагерь, находившийся неда­леко от Берлина. Затем отправили в Заксенхаузен. Это был на­стоящий комбинат смерти. Люди в полном смысле слова задыха­лись: сутками напролет в крематории сжигали людей. С прибли­жением фронта заключенных из Заксенхаузена начали эвакуировать в глубь Германии.
Татьяне Ивановой и всем, кто был с ней, пришлось пережить немало горя, унижений и побоев, пока Советская Армия не освободила их.
Прошло время, и настал час сурового возмездия палачам, извергам, садистам. Перед судом народа предстали фашистские главари и их пособники, предатели латышского народа. Кто же они, эти выродки рода человеческого?
Вот Альберт Эйхелис, выходец из зажиточной семьи. Еще в школе он стал вожаком скаутов. Затем — военное училище, где Эйхелис окончательно проникся буржуазно-националистическим духом.
В 1936 году он вступил в военно-фашистскую организацию айзсаргов, выдвинулся на пост адъютанта полка. Такой человек для гитлеровских оккупационных властей был сущей находкой. Они назначают его начальником участка особых поручений Риж­ской префектуры, а в августе 1941 года — начальником Резекненского уезда. Он ревностно выполнял приказания фашистских «фюреров».
Болеслав Майковскис. Прежде чем пойти в услужение к не­мецко-фашистским захватчикам, тоже прошел своеобразную «школу» в полку айзсаргов, был командиром роты. Бредовые идеи Гитлера в буржуазной Латвии тоже впитались в его кровь и мозг.
Харальд Пунтулис. Грубый, малообразованный человек, он двадцати двух лет вступил в реакционную политическую партию «Крестьянский союз», а затем стал айзсаргом. Проникнувшись буржуазно-националистической идеологией, Пунтулис охотно по­шел на службу к оккупантам.
Язеп Басанкович. Воспитывался в религиозной семье, состоял в обществе католической молодежи. Родители его были враждеб­но настроены к людям, которых считали коммунистами. Националистические взгляды Басанковича окончательно сложились в организации айзсаргов.
Янис Красовскис — один из подручных Эйхелиса. Воспитывался в духе национал-шовинизма, имел тяготение к преступным элементам. Вступая в группу «самоохраны», готов был выполнять все, что прикажут.
Петерис Вайчук. Не окончил школу, не приобрел никакой специальности. Человек без всяких принципов. С вторжением в Латвию немецко-фашистских захватчиков без раздумий пошел служить в полицию.
Эйхелиса, Майковскиса, Пунтулиса, Басанковича и Красовскиса суд приговорил к смертной казни — расстрелу. Вайчука — к заключению в исправительно-трудовой колонии строгого режи­ма на 15 лет.
В отношении Басанковича, Красовскиса и Вайчука приговор приведен в исполнение.
Но ушли от кары многие отъявленные негодяи. Отправив в «фатерланд» вагоны награбленного добра, бежал один из фюре­ров «Остланда» — начальник Даугавпилсского отдела полиции безопасности и гестапо оберштурмфюрер Гюнтер Табберт. Это он был правой рукой шефа германской полиции государственной безопасности Латвии оберштурмбаннфюрера Штрауха. Это по его указаниям советских людей зверски пытали, истязали, рас­стреливали на Анчупанских холмах, по его воле убивали безза­щитных стариков, женщин и детей.
Открытый судебный процесс по уголовному делу военных преступников Эйхелиса и других был, в сущности, судом над фашизмом. Суд вынес частное определение о злодеяниях Табберта, проживавшего в то время в Западной Германии, в Дюс­сельдорфе.
В Западной Германии скрывается Альберт Эйхелис.
Палача трудящихся Латгалии Болеслава Майковскиса с рас­простертыми объятиями приняли в Соединенных Штатах Амери­ки. Полноправным делегатом присутствовал он в Чикаго на ка­толическом собрании латышских эмигрантов. Его окровавленную руку сердечно пожимал бывший член президиума сейма буржуазной Латвии епископ Ранцан. Еще бы: ведь Майковскис религи­озный человек. Между расстрелами женщин и детей он даже пел в церковном хоре.
Здравствует и Харальд Пуитулис, непосредственно возглав­лявший казни на Анчупанских холмах. Он с семьей живет в Ка­наде. На ценности, изъятые у своих жертв, Пуитулис открыл строительную фирму. Среди эмигрировавших латышских фаши­стов у него немало друзей по духу и по прошлым злодеяниям.
Вот, например, бывший офицер армии буржуазной Латвии Янис Ниедра. Это тот самый Ниедра, который еще в первые ме­сяцы гитлеровской оккупации Латвии руководил на берегу озера Валгума расстрелом сотен мирных жителей города Тукумса и окрестных поселков. За особые «заслуги» в истреблении совет­ских людей гитлеровский рейхскомиссариат назначил его город­ским головой Даугавпилса.
За несколько месяцев до начала судебного процесса над груп­пой изменников Родины во главе с Альбертом Эйхелисом, точнее 9 июля 1965 года, Министерство иностранных дел СССР направи­ло посольствам США, Канады и ФРГ в Москве ноты, в которых потребовало выдачи военных преступников Эйхелиса, Майковскиса и Пунтулиса. В нотах указывалось и точное их место жи­тельства.
Однако требование МИД СССР не было удовлетворено.
Идет время. Как раны на теле людей, зарубцовываются окопы и воронки, оставшиеся от минувшей войны, все менее заметными становятся ямы на Анчупанских холмах. Но не зарастают, не за­живают раны в сердцах людей. Они как бы слышат еще треск автоматных очередей на Анчупанских холмах, видят окровавлен­ных людей, падающих у края огромных могил, слышат их пред­смертные стоны, чувствуют едкий запах черного дыма от кост­ров из человеческих тел. И ноющая боль остается в их сердцах.
Поиск
Архив записей
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz

  • Сайт создали Михаил и Елена КузьминыхБесплатный хостинг uCoz